Испания для королей - [44]

Ее мысли на какое-то время перенеслись в те дни, когда она ходатайствовала перед Ватиканом за одного из своих капелланов, Алонсо де Бургоса, которого хотела назначить епископом Куэнкским. Тогда ее просьбы действия не возымели – как позже выяснилось, это место Папа Сикстус берег для своего племянника Рафаэлло Риарио. Однако до этого Изабелла уже пыталась устроить двоих своих протеже – которым точно так же пришлось уступить места кандидатурам Его Святейшества, – поэтому она разозлилась и отозвала кастильского посла из Ватикана. А кроме того, заручившись поддержкой Фердинанда, предложила собрать межгосударственную комиссию и вынести оценку поступкам Папы Сикстуса. Сикстус испугался – проводимая им политика непотизма могла быть выставлена в самом неприглядном свете, а это в его планы никак не входило. В результате в сан епископа Куэнкского был возведен Алонсо де Бургос, что устраивало как Изабеллу, так и Фердинанда.

Но мог ли так просто закончиться тот конфликт? Едва ли. Многие думали, что с этих пор мстительный Папа Сикстус не будет спускать глаз с Изабеллы и при первой же возможности постарается как-нибудь урезать ее власть. Разумеется, самым эффективным способом достижения этой цели было бы внедрение инквизиции – организации, не зависящей от государства и напрямую подчиняющейся Риму. Более того, при известном стечении обстоятельств оно было бы равносильно введению римского правления в Кастилии.

Изабелла с благодарностью посмотрела на кардинала, так хорошо понимавшего ход ее мыслей и разделившего ее тревоги.

– Ваше Величество, вы, вероятно, согласитесь со мной, если я скажу, что мы должны остерегаться Рима, постоянно держать его в поле зрения. Здесь, в Кастилии, верховная власть принадлежит вам и только вам. И, поверьте, мне бы очень не хотелось, чтобы это положение хоть как-то изменилось.

– Ваши пожелания целиком совпадают с моими планами, – улыбнулась Изабелла. – И все-таки меня не может не беспокоить то обстоятельство, что не все мои подданные готовы неукоснительно соблюдать заветы христианства.

Кардинал задумался. В душе он и сам не считал, что к религии следует относиться излишне серьезно, с чрезмерной истовостью – хотя, конечно, не решился бы сказать об этом Изабелле. Ему казалось, что все вопросы веры – настоящей веры – предполагают свободу выбора и свободу действий. Человеку нельзя навязать религиозных чувств, рассуждал он, как нельзя заставить его почувствовать красоту мира, сотворенного Богом. Однако такие мысли в Испании не приветствовались, а потому Мендоза предпочитал, держать их при себе. Он хотел, чтобы жизнь приносила людям радость и чтобы люди чувствовали себя достойными творениями своего Создателя. Ни тому, ни другому инквизиция не способствовала. Впрочем, в Арагоне, в Каталонии и Валенсии она, как он хорошо знал, уже давно носила исключительно формальный характер. Ее чиновники жили припеваючи и не особенно утруждали себя поиском еретиков. Если же таковые все-таки отыскивались, то за определенную мзду и при помощи кое-каких дипломатических уверток любой подозреваемый мог откупиться от грозящего ему наказания.

Однако, думая об этой молодой королеве, уже успевшей зарекомендовать себя сторонницей самых суровых мер в борьбе с беззаконием и анархией, он всякий раз приходил к неутешительному выводу о том, что в ее руках инквизиция могла стать вовсе не таким безобидным институтом, какие действовали в соседних королевствах. Особенно если бы святой трибунал возглавили фанатики, вроде Торквемады и его доминиканских приспешников.

Изабелла и Торквемада не жалели себя, это было их общей чертой. Но гораздо более безжалостны они могли быть по отношению к другим.

Человеку, любившему комфорт, не чуждому развлечений и посвятившему немало времени переводам Овидия, Саллюстия и Вергилия, Мендозе была отвратительна мысль о насилии над людьми. Будь его воля, он постарался бы решать государственные вопросы, не прибегая к угрозам и пыткам, – сам он, чтобы переубедить кого-то или увлечь за собой, обычно полагался на силу примера, на свое обаяние и терпимость в обращении с окружающими.

Всего этого он не мог объяснить Изабелле. Он восхищался ее целеустремленностью, выдержкой и уверенностью в своей правоте – но при этом считал ее недостаточно образованной женщиной. В силу своего воспитания она просто не обладала широтой взглядов, свойственных кардиналу.

Тем не менее Мендоза собирался в меру своих возможностей препятствовать возрождению инквизиции в Кастилии. Конечно, тут он во многом уступал таким убежденным энтузиастам святого трибунала, как Торквемада – Мендоза был человеком другого склада. Однако попытаться он был обязан, к этому его призывала все та же интеллигентность.

Он сказал:

– Ваше Величество, к этой проблеме нужно отнестись с величайшим вниманием. По-моему, прежде чем принимать какое-либо решение, мы должны уведомить севильцев о той опасности, какой они себя подвергают, отворачиваясь от истинной веры.

Изабелла кивнула.

– Мы подготовим манифест – специальный катехизис, в котором будут изложены обязанности каждого добросовестного христианина. Этот документ будет вывешен во всех храмах Севильи и зачитан со всех кафедр и трибун.