Исмаил - [8]
— Что грустишь, Исмаил-синеглаз, никак влюбился в кого-то, а мы и не знаем?
Ухмыльнувшись, Исмаил ответил:
— Где там — влюбился, дядя Али! Шутите, наверное?
— Я шучу, Исмаил? Ты какой-то слишком серьезный стал. С утра до ночи сидишь тут, читаешь про Хосейна-курда Шабестани, кроссворды решаешь или телевизор смотришь, и не пойму я, что тебя гложет? Хочешь, индийскую музыку тебе включу?
— Что мне с нее, слезы лить?
— Хоть слезы лей, хоть пляши. Чего грустишь, освобождение от армии ты получил, теперь работу хорошую найди, а то мать совсем чахнет, изводится о тебе.
— А где мне найти хорошую работу? Может, ты покажешь?
— И покажу. А ну-ка вставай, пошли, покажу.
Али-Индус схватил Исмаила за рукав и повлек его к дверям кофейни, указал на другую сторону улицы:
— Вон, гляди, видишь того парня?
— Какого?
— Ну вон того, в подштанниках у дверей стоит. Племянник Хасана, посудного торговца!
— Вижу его, и что дальше?
— Дальше что? Этот парень — и месяца не прошло, как из деревни приехал сюда, и вот, глядь, в банк устроился. А на лицо его посмотри, таких навоз грузить не берут!
— А я-то что? Поздравить его только могу.
— Ты что? А ты подойди к нему, поговори, спроси, как он пролез в банк, и ты — тем же ходом.
Исмаил отвернулся.
— Я к такому грузчику навоза сто лет не подойду.
Али-Индус болезненно скривился.
— А завтра окажешься под его началом и будешь шею гнуть. А что ты думаешь?
И он сам перешел на ту сторону улицы и заговорил с молодым человеком. Через некоторое время вернулся.
— Зовут его Сафар, взял адрес у него. Сказал, иди прямо завтра утром. Говорит, обязательно надо одеться почище и галстук не забыть повязать.
Исмаил взглянул на Али-Индуса и ничего не ответил. Опустил низко голову. В кофейню вошел длинный Байрам.
— Салям, Али-ага!
Он оставил свой посох рядом с дверью и прошел к умывальнику. Потом с мокрым лицом вышел и уселся рядом с Исмаилом.
— Ну как дела, Синеглаз-красавчик? «Спортивный мир» есть у тебя?
— Был, да кончился.
— Как, до нас дошло — и кончился? Так что у тебя? Али-ага, чаю мне принеси — в глотке пересохло.
Исмаил молчал. То, что сказал Сафар, ввергло его в уныние. Особенно — то, что нужно надевать галстук.
— Исмаил-синеглаз, вечером в футбол сыграем?
— Пока неясно.
— Да ну тебя, важность-то не напускай, попробуй лучше гол забить. Посмотрю, у кого сегодня хватит умения пробить Байрама-хана.
— Скажи лучше: Байрама-чабана.
Исмаил встал и вышел из кофейни.
Глава 3
Галстука у них в доме не было. Пришлось идти брать напрокат у местного фотографа. Галстук был бордовый, с мелкими белыми цветочками. Хотя Самад-ага знал Исмаила, он все-таки взял с него плату в десять туманов и сказал: «Завтра вечером верни, клиенты его больше всего любят». Придя домой, Исмаил встал перед зеркалом и прикинул галстук к шее. Сдвинул так, потом этак. Сбалансировал на кадыке. Неуверенно завязал бесформенный узел, поместив его по центру. Этот узел, похожий на комок шерсти для пряжи, неровный и некрасивый, висел под его кадыком, конец же галстука, подобно маятнику старых часов, оказался сбоку от пупка. Исмаил помрачнел. Распустил узел и завязал снова. И опять он как-то расползался. В это самое время из школы пришел Махбуб. Увидев брата перед зеркалом с галстуком на шее, он от радости едва мог дышать и завизжал:
— Ой, милый, это же!.. Дай мне, я завяжу, милый, дай, прошу тебя!
— Иди своей дорогой, я сам не могу завязать, а тут ты хочешь?!
Махбуб замолчал, с тревогой внимательно глядя на пальцы Исмаила, сражающиеся с узлом. Не получалось. Не осилить ему было. Все смешалось в голове. Исподлобья глядя на Махбуба через зеркало, Исмаил сказал:
— Ну-ка быстро найди фотографию галстука и принеси мне.
Махбуб не понял.
— Фотографию галстука? А где мне взять ее?
— Откуда я знаю, где, быстро найди!
Тот бросил свой портфель и выбежал из комнаты. Через некоторое время вернулся с газетой в руках.
— Смотри, я нашел!
Исмаил, не глядя, протянул руку и взял газету.
— И что, где тут?
Махбуб торжествующе подлез ближе:
— А вон, внизу!
Исмаил посмотрел. Это была программа показа фильмов в кинотеатрах Тегерана, а рядом с ней — кот в шапке-кепи на голове и с шикарным, толсто завязанным галстуком.
— Ах, кот?!
Махбуб блеснул глазами и обиженно ответил:
— Нет, галстук!
Исмаил смял газету и ударил Махбуба ею по голове:
— Грязь безмозглая, не понимаешь, что ли, что нужна настоящая фотография, а ты вместо человека кота принес?!
Махбуб всхлипнул и, отскочив прочь, завизжал:
— Сам ты грязь, не можешь галстук завязать, зачем дерешься? Мамочка! — и, хныча, ушел во двор. Исмаил услышал материнскую ругань:
— Будь ты проклят, медведь вонючий. Зачем ребенка бьешь по голове? Когда Господь освободит меня от проклятья этого?!
Вечером мать взяла галстук и отнесла его в дом старшины санитарной службы, сказала его жене:
— Исмаил, если Господь позволит, завтра идет в учреждение. Там, говорят, обязательно нужен галстук. А мы не умеем с ним обращаться. Если не трудно, не мог бы господин старшина завязать узел?
Жена старшины, после расспросов и приговариваний: «Ай-вай, с большим удовольствием, какая трудность…» — унесла галстук и отдала своему мужу. Старшина аккуратно завязал на нем узел и вернул галстук. Его жена, передавая галстук, пояснила, как делать узел, если он вдруг развяжется. Мать бережно принесла его в дом и до утра положила в комод.
«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.
Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.
Сказка была и будет являться добрым уроком для молодцев. Она легко читается, надолго запоминается и хранится в уголках нашей памяти всю жизнь. Вот только уроки эти, какими бы добрыми или горькими они не были, не всегда хорошо усваиваются.