Исландские сказки - [192]

Одной женщине показалось, что у неё короткая простыня; поэтому она отрезала кусок от одного конца простыни и пришила его к другому.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Предусмотрительность (Forsjálni, JÁ V. 392)

Пожилые супруги, которые долго успешно вели хозяйство и имели достаточное количество съестных припасов, обнаружили, что их зубы начали портиться, и испугались, что, когда они совсем состарятся, станут совсем беззубыми. Тогда им на ум пришла мысль, что они должны, покуда старые зубы им ещё служат, жевать еду и складывать в ящики и лохани, чтобы они смогли питаться этим, когда лишатся зубов. Говорят, они так и сделали, и выбирали для этого пищу, которая им казалась самой лучшей и самой вкусной. Но не рассказывается, насколько им понравилась пережёванная еда, когда они начали её использовать.

(перевод Тимофея Ермолаева)

При первом удобном случае (Eftir hentugleikum, JÁ V. 393)

Одному вору сказали, что ему нужно жить более праведно и перестать красть; он согласился с этим и сказал, что при первом удобном случае красть перестанет.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Старик и корова (Karlinn og kýrin, JÁ V. 396)

У одного старика была старая корова, которую он захотел зарезать. Он связал корову верёвкой и положил её. Когда же он перерезал ей горло, корова дёрнулась и разорвала верёвку. Он заметил это и сказал:

— Тебе не сделали ничего такого, чтобы ты буянила.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Величайшее счастье (Mesta sælan, JÁ V. 402)

Одна старуха, которая по причине своей лени и праздности всю жизнь бедствовала, говорила, что величайшее счастье нищих в том, что им редко нужно трудиться.

(перевод Тимофея Ермолаева)

«Хорошо чёрту» („Gott á skrattinn“, JÁ V. 403)

— Хорошо чёрту, — сказала старуха, — может у огонька посидеть.

(перевод Тимофея Ермолаева)

E. Скупость и проделки (Nízka, hrekkir og sprettilræður)

Делай ближнему добро, но и себя не забывай (Gott er að gera vel og hitta sjálfan sig fyrir, JÁ II. 512–513)

Как-то раз один пастор, католик, наверно, читал своим прихожанам проповедь. Он внушал им, что надо делать добро ближнему и что дарящему воздается семикратно. Сидел в церкви парень, который жил неподалеку и был единственным сыном бедной вдовы. У вдовы была всего одна корова, а у пастора их было шесть. Вот возвращается парень домой и говорит матери, что коли дарящему воздается семикратно, то он подарит пастору их корову. Мать ни в какую, но сын не внял ее причитаниям, взял корову и отвел ее пастору. Обрадовался пастор и поблагодарил его за подарок.

А через несколько дней случилось так, что коровы пастора подошли к избушке парня. Тот увидел их и загнал в хлев.

— Видишь, — сказал он матери, — пастор-то оказался прав — вместо одной коровы к нам вернулось семь!

Вскоре приходит к парню пастух пастора и спрашивает, где пасторские коровы. Парень ответил, что о пасторских коровах он ничего не знает.

— Правда, пришли к нам семь коров, — сказал он, — но их моя матушка получила в награду за одну свою, которую подарила пастору. С какой же стати она будет их отдавать!

Пришлось пастуху отправиться домой ни с чем. Узнал про это пастор и поднял на ноги всех своих людей. Один за другим ходили они к парню, но тоже возвращались домой ни с чем. Наконец пастор отправился к парню сам и спросил, здесь ли его коровы. Парень ответил, что к ним и в самом деле пришли семь коров — мать получила их в награду за ту одну, что подарила пастору.

— А какой масти эти коровы? — спросил пастор.

Парень ответил все как есть.

— Значит, это мои коровы, — сказал пастор.

— Как же так, — возразил парень, — разве пастор не говорил сам в своей проповеди, что дарящему воздается семикратно?

И тогда пастор решил так: пусть коровы достанутся тому из них, кто завтра первый пожелает другому доброго утра. На том они и расстались.

Вечером, когда все легли спать, парень забрался на крышу пасторского дома, устроился как раз над тем окошком, у которого спал пастор, и пролежал там всю ночь. На рассвете парень слышит, как пастор зовет к себе служанку и говорит ей:

— А не прокатиться ли нам с тобой в Иерусалим?

— Отчего же не прокатиться, — отвечает служанка.

Скоро пастор вышел из дому. Парень мигом спрыгнул на землю и говорит ему:

— Доброе утро!

— Что ты здесь делаешь в такую рань? — удивился пастор.

— А я боялся, что вы в Иерусалим уедете! — ответил парень.

После этого пастор разрешил ему оставить коров у себя, а об Иерусалиме просил помалкивать.

(перевод Любови Горлиной)

Вот бы я посмеялся, будь я сейчас жив! („Nú skyldi ég hlæja, væri ég ekki dauður“, JÁ II. 513–514)

Как-то раз две бабы поспорили, чей муж глупее. Спорили они, спорили и решили наконец испытать их глупость на деле.

Приходит один из мужиков домой и видит: сидит его баба за прялкой и прядет, только кудели на прялке нету, да и нити на веретене не видно. Подивился мужик на такую работу и решил, что его баба рехнулась.

— Никак ты сдурела? — спрашивает он у нее. — Кто же это прядет без кудели, откуда ж у тебя нитка возьмется?

— А я и не чаяла, что ты мою пряжу разглядишь, — отвечает жена. — Уж больно она тонка. Хочу наткать из нее сукна да сшить тебе новое платье.

Обрадовался мужик, вот, думает, повезло: и жена попалась работящая, и новое платье у него скоро будет. Один день баба прядет, другой прядет, а на третий ставит кросны и начинает ткать. Только не видно на кроснах основы, снует челнок по пустому станку. Слушает мужик, как кросны стучат, и не нарадуется. А баба знай себе ткет да посмеивается. Потом она делает вид, что снимает тканину с кросен, валяет ее, как положено, раскраивает и шьет. Вот покончила она с шитьем и предлагает мужу примерить новое платье. А чтобы он его, упаси бог, не порвал, она делает вид, что помогает ему. Муж, бедняга, стоит нагишом, а ему мнится, будто на нем новое нарядное платье, и уж он рад-радехонек.