Исламская интеллектуальная инициатива в ХХ веке - [15]

Естественно, данной точкой является Человек — Пророк и Умма. Если бы это Послание было адресовано к джиннам, ангелам, к звездам — то оно было бы бессмысленно. Вот почему в Коране Аллах говорит, что все эти точки на листе, все реалии манифестированного космоса — отказались от Завета. И только наислабейший человек — согласился. Но ведь отказ от Завета свидетельствует о том, что Послание-то не универсально, а эксклюзивно.

МАКСИМ ТРЕФАН. Как же соединить «местечковый патриотизм» планетарного человека с его эксклюзивностью?

ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. Мы же говорим об эксклюзивности его инструментальной функции. Человек перифериен как онтологическая данность, но он помещен наместником, он избран.

МАКСИМ ТРЕФАН. Избрание не ставит его в привилегированное положение?

ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. Раскольников избрал топор. Это был единственный, уникальный топор, место которого потом — в музее. Но ведь этот топор не стал больше Раскольникова, больше старухи, больше Достоевского. Нет, это маленький кусок дерева, на который надет еще меньший кусок железа. Но он судьбоносен. Человек — инструмент. В чем проблема «языческих империалистов»? Они думают, что человек — это цель в себе. Человек затерян в эшелоне лестницы миров, над ним — великие существа, олимпийцы и т.д., но он — аналогичен, он может в процессе инициатического роста интегрировать в себе все эти состояния, реализовать в себе универсальный потенциал становящегося «я». Одна из книг Генона так и называлась — «Становление Человека согласно Веданте». Это — предельный горизонт традиционалистского геноновского взгляда.

Возьмем грубый аспект глины: материалистический гуманизм, в котором цель — социальная справедливость, человек, полностью раскрывающий свои возможности. Что такое для марксиста царство свободы, в которое человек попадает, преодолев отчуждение и реализовав провиденциальный смысл истории? Это ассоциация свободных индивидуумов, имеющих возможность полностью раскрыть свой онтологический потенциал. Вопрос — а зачем? Зачем этому дереву цвести, если некому будет смотреть и нюхать? Зачем этот комок биологической плоти, через который стреляют какие-то озарения? Идея антропоцентризма не выходит за рамки изощренного гедонизма. Все ограничивается здесь персональным опытом в его позитиве — то есть нужно у всех возможных спектров опыта чувствующего существа поменять знак минус на знак плюс. Но параллельно с этим есть ощущение того, что все существующее не имеет цели в себе. Потому что есть Уничтожитель, есть Коса. Если бы человек мог превратиться в бессмертного олимпийца, гедонизм которого является неотменимым утверждением,.. ну или если материя преображается, и человек попадает из царства необходимости в царство свободы, в теологический рай, где время исчезает... Но ведь Маркс не написал, что время исчезает, что физические законы утрачивают силу, яблоко больше не падает на Ньютона. И где же эта свобода? Вот если бы он написал, что приходит Махди и трансформирует Вселенную, в которой начинают действовать законы справедливости, которая наполняется победой над энтропией, и из камней подымаются розы, а воды тающих ледников начинают течь вверх — я бы тогда понял: да, царство свободы. Я не вижу, каким образом преодоление отчуждения от плодов своего труда меняет физические законы. Но ведь к этому же все сводится на самом-то деле. Вопрос именно в этом.

Мы космические существа, мы не можем быть свободными до тех пор, пока не изменены параметры в условиях космоса. Для этого должна быть новая земля и новое небо. Более того, несправедливость и эксплуатация в этом обществе является характерной чертой его ветхости и внутренней заданной в нем программой тирании, то есть аспекта испытания, материальности и т.д. Исламская задача — это ведь не создать рай здесь, а приготовить условия для прихода Махди, то есть создать политическую силу, которая будет способна воевать и нанести поражение противнику — с тем чтобы Махди, придя, чудесным образом изменил физические законы мира, доказав, что воды Иордана обратимы. После чего наступает остановка циклов, Страшный суд, Воскресение — то есть выход за пределы пространственно-временной манифестационной логики.

В этом контексте утверждать, что человек является самоценностью, невозможно, поскольку он уничтожим. Не может быть самоценностью человек, который смертен. Раз он смертен, значит, все его ощущения стираются — как то, что написано на черной доске. Как Брюсов писал: «Я жил, я мыслил, я прошел как дым». Но зачем я буду Павкой Корчагиным махать киркой на строительстве узкоколейки по колено в болоте — ради того, чтобы грядущие поколения сделали город-сад, если мало того, что я пройду как дым, но еще и эти поколения пройдут как дым. Дело в том, что поколения, которые придут победителями на смену мне, революционеру Корчагину, не превращаются в ангелов или бессмертных, не становятся олимпийцами, они не меняют своей тленной физической природы. А раз так, значит, все это не имеет смысла в себе, а является функциональным инструментом для реализации чего-то иного, что находится в вертикальной позиции по отношению к онтологической плоскости, в которой «я», вибрируя, виднеюсь...