«Ислам, имеющий мирную и добрую сущность». Дискурс о традиционном исламе в среде тюрок-мусульман европейской части России и Крыма - [28]

, прямо или косвенно вступающих в противоречие с текстом Корана, должна быть признана недостоверной^[264]. При этом даже те предания, которые относятся к «аутентичной Сунне», могут применяться, по их мнению, лишь ограниченно во времени и пространстве^[265].

С другой стороны, имеются отдельные разрозненные высказывания противников указанной точки зрения, настаивающих на интерпретации Сунны как второго по значимости источника мусульманского вероучения, который по определению не может вступать в противоречие с текстом Корана. В концентрированном виде эта позиция получила выражение в фетве Совета улемов сразу двух муфтиятов – Совета муфтиев России (СМР) и Духовного управления мусульман Российской Федерации (ДУМ РФ): «Сунна никогда не противоречит Корану. Все, о чем говорится в Сунне и не упоминается в Коране, является пророческим предписанием, обязательным или желательным к исполнению. В этом нет противоречия Корану, ведь он предписывает нам подчиняться Пророку»^[266].

Особую остроту полемике между сторонниками разных точек зрения на роль Сунны придает то обстоятельство, что и те и другие работают в одной системе духовных управлений мусульман (муфтиятов). Некоторые религиозные деятели из противоположных лагерей могут даже находиться в подчинении одного и того же лица. Например, один из инициаторов упомянутой фетвы Мукаддас Бибарсов является членом президиума Совета муфтиев России, а позиционирующий себя как богослов-реформатор Дамир Мухетдинов занимает должность первого заместителя председателя ДУМ РФ – муфтията, входящего в структуру СМР^[267]. Оба духовных управления мусульман возглавляются одним и тем же человеком – Равилем Гайнутдином. На мой взгляд, это обстоятельство во многом является ключевым для понимания сущности полемики между мусульманскими религиозными деятелями, о которой пойдет речь далее.

О терминологии

При изучении сути полемики исследователь встает перед неизбежным вопросом: как называть представителей двух оппонирующих друг другу групп мусульманских религиозных и общественных деятелей?

Те, кто призывает к критическому подходу в вопросах применения Сунны, получили у оппонентов наименование «коранитов». Этот термин, использовавшийся поначалу преимущественно в публицистических текстах на русскоязычных мусульманских интернет-ресурсах^[268], стал широко употребляться после того, как попал в подзаголовок упоминавшейся выше фетвы Совета улемов СМР и ДУМ РФ, опубликованной на сайте одного из авторов документа – Шамиля Аляутдинова, имам-хатиба Московской Мемориальной мечети на Поклонной горе^[269].

Идейной основой взглядов так называемых коранитов являются публикации профессора Тауфика Ибрагима, сирийца по происхождению, одного из ведущих российских специалистов по мусульманской философии Средневековья^[270].

По своим взглядам Т. Ибрагим близок к суданскому мыслителю Махмуду Таха (1909–1985), который был обвинен в вероотступничестве и казнен по приговору суда в условиях действия шариатского законодательства в его родной стране. Одним из главных тезисов в учении Таха был призыв освободить ислам от последующей традиции. Истинный ислам, адресованный всему человечеству, Махмуд Таха фактически ограничивал мекканским периодом пророческой миссии Мухаммада:

Сам Коран разделен на две части: одна ал-иман, а другая ал-ислам, в том смысле, что первая была ниспослана в Медине, а вторая была ниспослана ранее в Мекке. Каждая из этих групп текстов имеет свои отличительные особенности, отражающие тот факт, что мединский Коран относится к категории ал-иман, а мекканский Коран относится к категории ал-ислам. Например, те части Корана, в которых используется выражение «О верующие», за исключением суры «Хадж» (глава 22), являются мединскими, как и стихи, в которых упоминаются лицемеры или имеются отсылки к джихаду… Мекканские и мединские тексты различаются не по такому критерию, как время и место их ниспослания, а в основном по аудитории, которой они адресованы. Выражение «О верующие» адресовано определенной нации, а «О человечество» – всем людям^[271].

Сравним это с тем, что утверждает Т. Ибрагим:

…именно мекканский период, который дает прежде всего общие наставления, и отражает подлинную, вневременную сущность ислама. Ниспосланное в Мекке и составляет сущность коранического послания. Именно здесь были сформулированы основные общечеловеческие принципы. Если грубо говорить, то мекканский Коран – это общечеловеческий Коран, мединский Коран – это применение его в условиях Медины. Надо эту историчность понять^[272].

Махмуд Таха не был коранитом и не отрицал Сунну. Однако его ограничительный подход к источникам исламского вероучения (прежде всего – Корану) не пользовался популярностью. У Таха была небольшая группа учеников, именовавшаяся «Братья-республиканцы». Благодаря одному из них – Абдуллахи Ахмаду ан-На‘иму, который перевел на английский язык главный труд учителя «Второе послание ислама», идеи М. Таха стали широко известны на Западе.

Существует соблазн отыскать еще больше параллелей во взглядах М. Таха и Т. Ибрагима, однако мы ограничимся здесь фиксацией принципиального сходства в интерпретации значения мекканского периода для современного ислама.