Искусство учиться - [48]
Дальше становится еще интереснее. Мы приходим к тому, что психология начинает превалировать над техническими навыками. Любой классный игрок отличается глубоким пониманием сути игры, но великий шахматист отличается от классного игрока глубокой вовлеченностью, релаксацией сознания, что позволяет подсознанию беспрепятственно генерировать идеи. Это очень тонкое и зачастую неправильно понимаемое состояние ума, которое при правильном подходе обеспечивает тонкую интеграцию сознания в свободный поток подсознания. Главная идея состоит в том, чтобы передать ведущую роль от сознания к подсознанию без впадения в транс и утраты преимуществ ясности мышления, обеспечиваемой сознанием.
Определенную аналогию сознательному и бессознательному можно найти в механизме зрения человека. Допустим, сознание представлено зоной сфокусированного зрения, а бессознательное — зоной периферического зрения. Предположим, в настоящий момент вы читаете книгу. Что вы видите на ее страницах? Теперь попробуйте расслабить глаза и охватить страницу периферическим зрением; вы почувствуете, что воспринимаете гораздо больше информации, в том числе и находящейся на краях страницы. На следующем этапе постарайтесь рефокусировать глаза на странице, сохраняя при этом периферическое зрение. Этот навык некоторые мастера боевых искусств культивируют на случай борьбы одновременно с несколькими соперниками или других таких же непредвиденных обстоятельств. Если добиться полной релаксации сознания, можно сосредоточиться на каком-либо объекте, находящемся непосредственно перед вами, при этом сохраняя зрительный контроль над окружающей обстановкой. В соответствии с этими принципами шахматисты должны достичь свободного потока подсознания, при том что сознание будет по-прежнему играть ведущую роль, анализировать детали, систематизировать информацию и обеспечивать точные математические расчеты.
Большинство людей наверняка удивятся, если узнают, что гроссмейстер по сравнению с мастером спорта по шахматам (более слабым, но вполне компетентным шахматистом) зачастую сознательно ограничивает поле своего зрения. Иначе говоря, его мозг обобщает пакеты информации, позволяющие воспринимать намного больше при меньшем участии сознания. При этом его взгляд охватывает меньше объектов, но видит больше. Это и есть самое главное.
(Можно привести пример действия этой идеи в шахматах: обратим внимание на ситуацию противостояния слонов на полупустой доске. Это огромный объем информации, необходимой для дешифровки перемещений этих слонов, в частности: расположение центральных пешек, стоящие рядом фигуры, потенциальные возможности размена, возможности перевода игры в миттельшпиль или эндшпиль с известным расположением пешек, использованием инициативы, безопасности короля, основ интерпретации этих принципов, принципов интерпретации основ интерпретации принципов и т.п. Для гроссмейстера этот список может быть очень длинным. Для мастера он относительно короткий. Но самое важное, что у гроссмейстера гораздо более развита система управления информацией, поэтому он может моментально отыскать в своих обширных хранилищах необходимые сведения о действиях слонов — при виде слона он мгновенно вызывает в памяти всю связанную с ним информацию. Мастеру в подобной ситуации понадобится гораздо больше времени, поскольку его информация сгруппирована в пакеты помельче и требуется больше усилий, чтобы извлечь ее. Гроссмейстер видит больше на небольшом поле зрения, поскольку его бессознательно усвоенные навыки намного более совершенны.)
Теперь представьте меня, Джоша, состязающимся против менее опытного и умелого мастера боевых искусств. Скажем, я совершаю бросок, для успешного выполнения которого требуется шесть последовательных действий. Мой противник заметит только не поддающийся разложению на отдельные элементы шквал активности, в то время как для меня совершенно очевидные шаги будут лишь внешней оболочкой огромного массива пакетов информации. Наша с противником реальность очень разная. Я «вижу» гораздо больше, чем он.
Рассмотрим мой излюбленный прием дзюдо сутэми вадза (sutemiwaza), один из вариантов броска с падением. Я стою лицом к противнику. Левой рукой удерживаю его запястье или рукав, а правой — держу его за воротник. Техника выполнения броска включает следующие действия: во-первых, я мягко толкаю его в грудь правой рукой, и он рефлекторно отступает назад. Следуя за его движением, я, во-вторых, одновременно тяну его правую руку вперед, наискосок выдвигаю мою левую ногу перед его правой ногой и одновременно тяну его за лацкан кимоно вниз, оседая назад с легким поворотом влево. В-третьих, его правая нога блокирована, поэтому он падает вперед, что его, в общем-то, устраивает, ведь при падении он оказывается сверху. Но, как только он начинает падать вперед, моя правая нога проскальзывает между его ногами. В-четвертых, когда он падает на меня, я тяну его правую руку на себя, затем правой ногой наношу удар в левое бедро и переворачиваю его на спину. В-пяты/х, я перекатываюсь вслед за его падающим телом и оказываюсь сверху.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.