Искусство учиться - [31]

ДВА СПОСОБА УКРОТИТЬ МУСТАНГА

Помимо других выдающихся способностей, имеющихся у моей мамы Бонни Вайцкин, у нее есть умение укрощать лошадей. Мама принимала участие в соревнованиях по скачкам с барьерами и выездке, и в раннем детстве я часто ходил с ней в конюшни Нью-Джерси покататься на пони вокруг арены. Я никогда не мог понять, как ей удавалось так быстро находить взаимопонимание с животными. Если попадалась лошадь с характером, звали мою маленькую маму, которая подходила к разозленному семисоткилограммовому жеребцу, говорила что-то успокаивающее, и очень скоро жеребец уже брал угощение с ее ладони.

Мама обладает уникальной способностью находить общий язык практически с любыми животными. Я видел ее на расстоянии вытянутой руки от двухсоткилограммового голубого марлина, ходившего вокруг нашей лодки, которая ни в коем случае не выдержала бы атаки такой туши. Злые рычащие собаки умолкали и крутились около ее ног. Птицы слетались к ней. Она — настоящий заклинатель животных. Она искренне любит их и умеет говорить с ними на их языке.

Бонни Вайцкин говорит, что существует два основных способа укротить дикого жеребца. Один из них состоит в том, чтобы привязать его к коновязи и запугать. Шуршание бумажных пакетов, тарахтение жестяных банок доводят лошадь до паники, но все же в итоге она привыкает к любому шуму. Добавьте к этому постоянное чувство унижения от ограничения свободы. Поскольку отчасти это приводит жеребца в состояние покорности, вы можете взнуздать его, оседлать и пришпорить, давая понять, кто здесь главный. Он будет сопротивляться, брыкаться, извиваться, выкручиваться и постарается сбежать — но безрезультатно. В конце концов жеребец упадет на колени и покорится своей участи быть одомашненным. Он проходит через ярость, боль, потрясение, почти смертельное истощение и, наконец, покоряется. Этот метод можно условно назвать «шок и ярость».

Второй способ — это способ заклинателей лошадей. Мама объясняет его суть так: «Когда жеребец еще маленький, жеребенок, мы очень нежно обращаемся с ним. С жеребцом всегда можно справиться. Вы кормите его, ухаживаете за ним, выезжаете его, и он привыкает и любит вас. Затем вы седлаете его, и у него при этом не возникает протеста, ведь для этого просто нет причин». Таким образом, вы направляете жеребца к тому, что нужно вам, и он делает это потому, что и сам хочет того же. Ваши желания совпадают, вы говорите на одном языке. Вы не ломаете его дух. Мама продолжает: «Если вы подходите прямо к жеребцу, он смотрит на вас и, скорее всего, убегает прочь. Не следует настраивать его против себя таким образом. Подходите к нему кружным путем, избегая конфронтации. Даже взрослого жеребца можно убедить с помощью ласки. Отнеситесь к нему по-доброму, заставьте хотеть того же, что и вы.

Затем уже на трассе и вы, и жеребец стремитесь сохранить установившееся между вами согласие. Если вы хотите повернуть направо, лошадь чувствует ваше намерение и естественным образом поворачивает вправо, чтобы сбалансировать ваше движение». Всадник и лошадь — единое целое. Они пришли к соглашению, которое никто не хочет нарушать. Особое значение в отношениях между животным и человеком имеет тот факт, что лошади не приходится бороться за восстановление своего достоинства. При хорошей выучке гордый характер жеребца становится дополнительным преимуществом. Великолепный и трепетный дух по-прежнему живет в животном, в свое время покорившем прерии.

Дворецкий стремился сломить мой характер с помощью метода «шок и ярость», а Разуваев хотел помочь в полной мере развить свои природные склонности и способности. Поскольку это соответствовало собственным взглядам и стилю моего основного тренера, он склонялся к точке зрения Дворецкого, поэтому в шестнадцать лет большая часть моих шахматных занятий посвящалась подавлению природных склонностей и усвоению манеры игры в стиле Карпова. В результате я потерял свою точку опоры как турнирный боец. Мне постоянно говорили: «Как бы Карпов сыграл в этой ситуации?» — и я переставал доверять собственной интуиции, поскольку она совсем не напоминала интуицию Карпова. Когда водоворот публичных мероприятий, сопровождавший выход фильма «В поисках Бобби Фишера», захватил меня, большой вклад в разгорание внутреннего конфликта внесло именно чувство оторванности от естественных наклонностей. Мне очень не хватало внутреннего компаса.

Вспоминая годы своей шахматной карьеры, я понимаю, что наибольшей проблемой оказалась сложность долговременного обучения спортсмена или артиста. Было бы слишком просто сказать, что некие одно или два обстоятельства послужили причиной моего ухода из шахмат. Я мог бы сказать, что именно фильм взвалил слишком тяжелое бремя на мои плечи. Или что плохой тренер отбил мою всегдашнюю любовь к игре. Или что другой вид спорта принес мне гораздо больше счастья. Но все это слишком просто для того, чтобы быть правдой.

С моей точки зрения, обучение и творчество — это познание неведомого, отодвигание пределов той серой зоны, которая находится за областью познанного. Для этого следует удерживать равновесие между неустанным подталкиванием самого себя вперед и опасностью преждевременно сдуться. Чтобы мускулы и ум развивались, необходимо нагружать их, но, если переусердствовать, можно надорваться. Спортсмен должен ориентироваться на прогресс, постоянно искать все более сильных соперников, чтобы развиваться самому; но и постоянно выигрывать тоже необходимо, иначе можно потерять уверенность в себе. Иногда стоит критически оценить накопленный опыт, чтобы погрузиться в изучение новых данных; но важно не перегнуть палку и не потерять данные природой способности и наклонности. Трепетный, творческий идеализм следует уравновешивать практическим профессиональным подходом.