Искусство скуки - [49]

– Решение об оснащении Ратуши часами по предложению тогдашнего Магистра Ордена Тамплиеров, патронировавшему город, населением было одобрено единогласно. Тогда оно составляло всего-то 316 человек. Говорю тебе, всё это есть в архиве. Но согласно параграфу третьему городского Устава, решения, принимаемые городским населением единогласно, могут быть отменены тоже только исключительно таким же единогласным образом! – Ульрика явно торжествовала по поводу незыблемости содержания третьего параграфа. Это было видно, один её глаз стал немного больше другого, а ступка с кофе радостно завибрировала в её руке преисполненная воспаряющего благоговения.

– Ну, и? – Недоумевал я, – за чем же дело стало?

– О! – Захохотала Ульрика. – Ты плохо знаешь, что такое маленькие, северные добропорядочные города со своей историей! Здесь ни одна чёрная кошка не перебежит тебе дорогу, не будучи уверенной, что этот её поступок одобряют две трети совершеннолетних граждан, имеющих право голосовать на муниципальных выборах.

– А, что местные чёрные кошки здесь тоже участвуют в роли кандидатов в муниципальных выборах? – Глупейшим образом поинтересовался я.

– Пока, таких случаев не было. – Пояснила Ульрика своим чуть осипшим голосом, – Но, как знать, как знать… – Она сделала микроскопический глоток из своей ступки и хитро сощурилась на меня.

Городской совет, странные часы, бургомистр, благочестивые граждане, возможная в дальнейшем легитимизация кошек… От всего этого я и сам пришёл в нешуточное возбуждение, как истомившаяся от безделья гончая, заслышавшая скрип отворяемого замка в оружейной комнате.

– Так, что же такого с решением городского совета? – Спросил я уже с нетерпением.

– С решениями. – Поправила меня Ульрика, и зачем-то подмигнула, тем глазом, который был чуть больше. – Городской совет, состоящий из двенадцати всенародно избранных прямым тайным голосованием граждан, как ему и положено, по соответствующему параграфу городского Устава специально за последние пятьсот лет 66 раз собирался, по вопросу присутствия данных часов на Ратуше. Совет обязан рассматривать всякое заявление, подписанное не менее чем семидесяти девятью жителями города. Это число составляет ровно четверть от трёхсот шестнадцати. – Я замер со ступкой в руках, а Ульрика нарочно выдержала многозначительную паузу (все ведьмы, наверное, хорошие актрисы), она ждала, на тот случай, если я вздумаю её проверять, деля в уме 316 на 4. А я, видя, что она ждёт, так и поступил.

– Но толку-то! – Продолжила она, когда убедилась, что я сообразил, почему на 4 нужно было делить именно 316. – Нужно проводить всеобщий референдум среди городского населения. Но, видишь ли какая незадача, когда это делали, всякий раз находился один человек, который голосовал «против»! Всегда!

Ульрика поставила свою ступку на деревянный кряжистый стол и с нескрываемым удовольствием от произведённого её рассказом впечатления смотрела на меня.

– Вот это да! – Искренне восхитился я, и затребовал себе ещё кофе с корицей. – И неужели за 500 лет не было ни единого раза по-другому? В этом же скрывается какая-то тайна, это же…

– Всегда – ровно один голос «против»! Шестьдесят шесть голосований подряд. – Подтвердила Ульрика, и даже для убедительности цокнула языком, передавая мне ещё одну ступку.

– А поимённое распределение голосов по данному вопросу каким-то образом фиксируется? Фиксировалось? – Переспросил я, начиная входить в роль гениального частного сыщика, волею случая заброшенного в маленький северный городок, где на протяжении более пяти веков творятся престранные вещи.

– Нет, мой друг. – Спокойно, чтобы охладить мой детективный пыл сказала Ульрика и полезла за какой-то пластинкой. – Голосование, по закону, проходит тайно, но не в этом дело.

Когда она говорила: «не в этом дело», или «ты сам всё поймёшь» – это ещё больше сводило меня с ума. Это всё равно, что пересекающему на плоту Тихий Океан человеку вечером обещали бы бальные танцы! С танцами, кстати, я, невероятным образом, угадал, или же Ульрика, опередила меня, опять немного покопавшись в моих мысленных образах.

Зазвучало какое-то неизвестное мне танго Астора Пяццоллы, и она, запросто, потянула меня за руку с моего удобного плетёного кресла танцевать. (Я едва удержался от старомодного глагола «танцовать», вспоминая о настойчивом призыве Ульрики совершать совместные телодвижения. Она это заметила, и, как ты сама увидишь далее, мне этого не простила).

– А в чём тогда дело? – Она уже, как древесная змея обвивала моё неподатливое тело.

– Раз, два, три, салида! – Прокричала мне в лицо она. – Пять, шесть, семь, восемь. Отлично, мачо! Двигайся же, больше страсти! – Её нога поползла по моей щиколотке, после чего я был вынужден развернуть колено и повести её почти на вытянутых негнущихся руках.

– Всё дело в том, что в этом маленьком северном городе никто и никогда не танцевал со мной танго!

– Я не очень хороший партнёр. Когда-то, лет 10 назад…

Ульрика прикрыла мне рот, появившейся у неё откуда-то единственной полупозрачной перчаткой, пахнущей детством Коко Шанель, во всяком случае, мне так представилось, и начала вовлекать меня, в какие-то малопонятные восьмёрки-очо, успевая при этом что-то рисовать носком на полу за своей спиной.