Искусство рисовать с натуры - [17]

— Надька! Ты посмотри!

— Да вижу! — сказала подруга неожиданно чужим голосом. — Отвернись ты, не смотри так!

— Но ведь это…

— Да тихо ты! Будем надеяться, она нас не узнает! Деньги есть?

Наташа протянула ей раскрытый кошелек, который прихватила из дома — она всегда носила деньги с собой. Надя заглянула внутрь, вытащила одну из синих бумажек.

— Разумный предел? — спросила она тихо. Наташа кивнула.

— Разумный.

Надя достала свои деньги, соединила бумажки вместе, сложила втрое и сжала в руке. Женщина медленно подошла к ним, пряча глаза, и спросила надтреснутым старческим голосом:

— Девочки, бутылочки не оставите?

На ней была старая кофточка и длинная юбка с накладными карманами — все очень старое, шитоеперезашитое, но чистое и аккуратное.

— Ага, — сказала Наташа, тщетно пытаясь придать голосу царственную небрежность, с которой говорит большая часть людей, оставляющих кому-нибудь пустые бутылки. Усердно разглядывая асфальт под ногами, она протянула ей бутылку, краем глаза увидела, как то же самое делает Надя и как ее вторая рука — с деньгами — опускается вниз.

— Спасибо, девочки, дай бог вам здоровья, — Наташа почувствовала, как у нее взяли бутылку. И почти тотчас же раздался голос Нади — голос уже вовсе незнакомый — дребезжащий, нагловатый — голос прожженной базарной торговки:

— Шо ж вы, бабуля, деньгами разбрасываетесь?!

Наташа осторожно подняла голову и увидела, что Надя, скривив губы в снисходительной усмешечке, протягивает женщине сложенные купюры. Ее глаза снова скрывались за темными очками.

— Я? — женщина смотрела изумленно, а пальцы ее правой руки уже суетливо обжимали карманы, проверяя, что в них.

— Ну, а кто — я что ли?! — сердито ответила Надя. — С чего б я стала вам свои давать?!

Рука женщины метнулась к деньгам и тут же повисла. Наташа видела, что она колеблется.

— Вы, наверное, ошиблись, — тихо сказала женщина.

— Да я же видела, как они у вас из кармана вывалились! Вот из этого, — Надя ткнула пальцем в сторону названного кармана, и женщина отшатнулась так испуганно, точно Надя собиралась сдернуть с нее юбку. — Во народ пошел, а?! От собственных денег отказывается! — она хихикнула.

— Да женщина, у вас выпали, — вступила и Наташа и протянула руку. — Ну, если вам они не нужны…

Женщина выхватила у Нади деньги, сказала «спасибо» и медленно пошла прочь, что-то бормоча о каком-то Коленьке, который вчера приходил. Бутылки в ее авоське изумленно звякали.

— Черт! — сказала Надя, сняла очки и начала с чрезмерным усердием протирать носовым платком совершенно чистые стекла.

— Думаешь, она поверила? — спросила Наташа. Надя пожала плечами.

— Во всяком случае, она ушла. А разберется если — не выкинет же.

— Может, надо было как-нибудь по-другому. Может, поздоровались бы и…

— Ага и представились, и денег потом дали! Ты, Натаха, иногда простая, как садовые грабли. Ты вспомни ее. Ты думаешь, она бы эти деньги взяла? И я не думаю, что ей было бы приятно, если б мы ее узнали.

— И так и так неправильно, — вздохнула Наташа.

— Да. Нельзя так вмешиваться в чужие жизни. Мы же не боги. Я и так уже…

Надя вдруг стрельнула глазами в сторону и отвернулась.

— Что «уже»?

— В ее жизнь вмешалась, правильно? Но, с другой стороны, если боги давным-давно в отпуске, кто-то же должен делать за них их работу.

Наташа внимательно смотрела на нее. Показалось ли или подруга только что чуть не выдала ей какую-то постыдную тайну? Но лицо той уже было обычным и сердитым.

— Жарко, — сказала она таким тоном, словно именно горячее июльское солнце было виновато во всех превратностях жизни.

Они обернулись и еще раз посмотрели вслед уходившей женщине, уже превратившейся в едва различимый силуэт на фоне пыльных платанов, — вслед своей первой учительнице.

* * *

— Ты давно не приходила.

— Некогда, ты же знаешь.

— Тебе постоянно некогда. У меня для тебя время почему-то всегда находилось.

— Перестань.

— Что у тебя с Пашей.

— Все прекрасно.

— Врешь!

— Это ты из-за носа что ли?

— Нет. Если бы он тебя ударил, ты бы дала сдачи и ушла. Я тебя знаю. Уж тут ты бы точно променяла его квартиру на нас.

— Перестань.

— Что, прошла любовь?

Мама старый человек и она неглупый человек.

— Мне так кажется.

— Его или твоя?

— Общая.

— Ну, что ж. Разве вы плохо живете?

— Да нет.

— Тогда это не страшно. Дом есть, работа есть. Детей вам пора заводить. Главное, чтобы дети были. Чтобы любили. А муж… так, при доме.

За окном ветер и горячая темнота. Большие старые часы щелкают маятником — туда-сюда — туда секунды, сюда минуты. Тихо бормочет старенький «Фотон». Вокруг пыльной люстры кружит большая мохнатая моль, тупо и упорно бьется о стекло, качаются тонкие подвески. Моль упряма — она не улетит, пока не сгорит, не разобьется или не выключат свет. Ее жизнь замкнулась на раскаленной спирали.

На кровати под простыней S-образный холмик — тетя Лина давно спит, рядом с ней — большой трехцветный кот, почти в таком же почтенном возрасте, как и она. Мама сидит в большом кресле с лопнувшей в нескольких местах обивкой. В руках у нее деньги.

— Ты бы хоть позвонила, предупредила, что придешь. Я бы что-нибудь испекла. И Лина бы спать не ложилась. Теперь-то ее не добудишься.