Искусство революции - [23]

— Ах, значит, вот ты как блюдёшь господский интерес!?

Далее обычно следовали рукоприкладство или порка на конюшне нередко с калечением или забиванием человека до смерти. В целях подчинения всех и вся господскому интересу, матушка даже запрещала браки между дворовыми людьми. Особенно страдали «сенные девушки», для которых замужество давало хоть какой-то шанс изменить свою жизнь к лучшему. Увы, матушка лишала их и этой призрачной надежды! В девичьей «задыхались десятки поруганных и замученных человеческих существ» (с. 81). Кормление сенных девушек было настолько плохим, что даже самые безропотные из них пытались бунтовать. Жили девушки в душных и вонючих помещениях, а, например, для недопущения беременности девушек барыня самолично копалась в их белье (!!! — Р. К.). Спали вповалку, так что нельзя было пройти по комнате. Действовала надомно-надменно-бесчеловечная система изнурения, обескровливания и измождения, обесчеловечивания человека — беспросветная и бессмысленная работа на врагов и поработителей своих без всяких радостей и надежды самой — и так до гробовой доски. Человеческая жизнь без внутренней и внешней человечности — и даже по отношению к самим себе!

Беременность же сенных девушек каралась с такой жестокостью, что виновные нередко сами шли на жутчайшие самоубийства, замораживая себя же — вместе со своими ещё неродившимися детьми (см. гл. XXII)! Но матушка была неумолима. Говорила: «Плоха та раба, у которой не господское дело, а свои дети на уме» (с. 366). Женить или выдать замуж — значило потерять раба, а следовательно и его бесплатный труд и его результаты, потребление этого труда и через это него — медленное потребление его же носителя и производителя, потребление-поедание раба-человека в потреблении его труда и его плодов, результатов (воистину, по плодам их узнали мы их, товарищ учитель Иисус!). С этим она смириться не могла никак. Однако ясно же, что человек, лишённый личных интересов, перестаёт быть личностью, в том числе и не может просто вообще быть и жить лично-общественной личностью, просто и сложно вообще человеком! Как минимум уже поэтому русский — как и любой другой бунт — уже и осмыслен, и просто жизненно — и лично, и общественно — необходим и гуманен, человечен! С.-Щедрин писал: «Атмосфера крепостного права… была настолько въедлива, что отдельные индивиды утопали в ней, утрачивая личные признаки…» (с. 393). Добавим — растворяя в ней свои человеческие «признаки» вообще! Уничтожались как личности и сами крепостники (тоже, в сущности своей рабы — рабы самой системы рабства данной!), из века в век повторяя судьбу предков своих — живя в праздности, скуке, пресыщении, в духовной пустоте, подавляя и медленно пожирая вообще себе подобных, людей, братьев и сестёр своих, которые таковыми на деле не признавались даже в качестве меньших. Выдавливая из себя и из рабов по капле не раба, как этого просил и требовал Антон Павлович Чехов, а именно — Человека! Чем занимался типичный барин? Щедрин пишет: «…Слушал домашнюю музыку, созерцал лошадиную случку, наслаждался конскими ристалищами, ел фрукты и нюхал цветы» (с. 12). (Страстные хозяева встречались в виде исключения). Потом женился, заводил детей и умирал. И всё повторялось. Но крепостное рабство держалось. И в этом — в жизнестойкости — и только в этом! — социализму и социалистам надо у него учиться и учиться, а не истерически отдавать и избавляться-отбрасывать от себя свою же гуманнейше-человечнейшую власть, добытую в чудовищно жесточайшей классовой борьбе!

Рабство — это неизбывное (т. е., никогда не проходящее) вожделение богачей всех времён и народов: хочу делать со своими работниками, что хочу (это и своеобразный социальный садизм — желание абсолютного подчинения себе личности человека!); чтобы они делали только то, что я хочу; хочу им ничего не платить, и не плачу; хочу, чтобы даже они мне платили за то, что они же на меня работают — и получаю это! Вот почему (наёмное) рабство так быстро утвердилось и в условиях постсоветской и даже постсоциалистической России: с одной стороны его желали сами богачи, с другой же стороны, люди, воспитанные в советскую эпоху, имели о рабстве в лучшем случае книжное — как правило, даже и не теоретическое представление. Многие думали, как их и просвещали «демократы», что рабство — это советизм. Оказалось же на деле, в жизни, что прямо наоборот — рабство в современных условиях — это именно анти-советизм и анти-коммунизм. Вот так Россия и оказалась во-многом (социально-психологически, духовно-культурно) скорее даже в феодализме, чем в капитализме. Или — в феодальном капитализме, в буржуазном строе с сильнейшими пережитками и атавизмами крепостных отношений и даже рабства, необходимыми капитализму для того, чтобы сохраниться в настоящем, цепляясь и укрепляясь за древнее, кровавое, угнетательское, рабское прошлое, протаскивая его в настоящее — словно якоря, удерживающие уже фактически умерший, мёртвый капитализм в нашем настоящем. Ныне у нас людей или своровывают для рабства и вывозят в соседние страны и республики (или даже и никуда и не вывозят, порабощая «в родных пенатах» и местах — в том числе и бомжей, людей, попавших в трудные жизненные ситуации, лишившихся близких, здоровья, памяти, жилья и т. д. и т. п.), или организуют по всей стране, то там, то здесь, самые настоящие рабские предприятия — нередко прямо под носом у властей и у силовых структур (если ещё и не с их ведома и благосклонно-коррупционного «сердечного согласия»! ); а нередко порабощают и прикрывая самое лютое рабство самыми возвышенными словами о «любви, родстве, семье» и т. д. (Маркс и Энгельс писали: «В семье рабство существует в прикрытой форме!»). Сегодня в России нелегальных «гастарбайтеров» (что за слово гадкое, глумливо-издевательское над людьми!) насчитывается до трёх миллионов человек: кто эти «арбайтеры», если не сущие рабы — без документов, без узаконенных прав, нормальных, человеческих условий проживания, питания, труда, без более или менее адекватного вознаграждения за свой труд? Но есть и некоторая разница с прошлым. Современные российские богачи и сверхбогачи стали и становятся таковыми отнюдь не благодаря скопидомству, а за счёт приватизации (очастнивания общественных средств воспроизводства лично-общественной же жизни), давно и справедливо прозванной в народе прихватизацией, и за счёт воровства, а также «распила» бюджета (опять же — общественных средств!) и прочих махинаций. «Богатеть» за счёт скопидомства они предлагают обывателю или, по терминологии новых хозяев жизни, — «совкам». Но, верно сказано: на трудах праведных не наживёшь палат каменных. Как можно разбогатеть в обществе наёмного или прямо, непосредственно насильственного рабства, будучи честным и не имея рабов? Может быть, стать для этого рабами самим — это верный и надёжный путь к голубо-окаймлённому блюдцу с встроенным в нём капканом? Богатство — это результат использования и эксплуатации того или иного вида рабства! «Бедность и нищета — это тучное пастбище для богатства», — писал мой отец Иналь Щирович Каблахов.