Искусство проклинать - [90]

Я обожглась о чайник, достала прихватку… Повернулась к Доку: Догадываюсь. Но ты всё равно скажи.

— Мне не понравились некоторые национальные обычаи и обряды. Я не захотел поднимать умирающих, с помощью того, что не имеет отношения к медицине. Я всё это уже видел, Тинатин. Только лица были чёрные, и язык чужой. Говори, Тинатин!

Я выбросила потухшую сигарету, начала новую, и стала рассказывать. Всё. О Дане с его крестом, о Хорсе с чёрной вазой, о непристойной кассете, об аварии, о молитвах, которые выучила, о своих подозрениях и догадках, о Митрофане. Когда я дошла до возвращения Дана, он не шелохнулся, только заметно сцепил зубы. Я продолжала уже о переливании крови, о том, какой Дан холодный. Док это тоже стерпел, и не сказал ничего. Он единственный из моих друзей, кто не охает и не сочувствует вслух. Если не может помочь делом — молчит, и я знаю, что он умеет прикинуть мои возможности трезвее, чем я сама.

Я рассказала о приезде Бабы Сани, чуть-чуть о Братии, о моём непонятном Даре. До рассвета оставалось совсем немного, и я прервалась, чтобы отвести Дана в чулан. Док шёл за мной, и молчал. Он не стал проверять у Дана пульс или ещё что-то в этом роде… Встретился с ним взглядом, кивнул, не отводя глаз. Я сделала успокаивающий жест рукой Бабе Сане и Док вернулся за мной на кухню. Я разлила чай, пододвинула к нему капустный пирог. Досказала всё до конца, про кирзавод, про Зойку.

— Я запечатала тебе весь верхний этаж, до вестибюля. Никто не сможет туда зайти, мёртвый. А живому, подготовленному к обращению или полуобращённому, станет так тошно, что он сбежит, не поднявшись до первого пролёта. Поплохеет, даже если он слегка, но осознанно, прикоснулся к этой… ко всей этой мерзости. И что же случилось, Док? Кто пытался добраться до тебя этой ночью?

— Добираться не пытались… Просто тот коммерсант, которого ты забраковала, вдруг взял и пришёл своим ходом, несмотря на раздробленный таз. Встал у двери, и попросил у Зойки вынести ему водички.

— И она вышла? — задохнулась я: Что с ней, Док?

— Ничего, успокойся. С ней всё в порядке. Но снотворное, конечно, вкатить пришлось. Сейчас она спит.

— Это она тебе сказала про меня?

— Примерно… Ничего конкретного, просто звала по имени, обещала не подвести.

— И ты сложил один плюс один.

Док тяжело вздохнул, взялся за чашку.

— Я очень надеялся, что тебя это не коснётся. Хотя, конечно, догадывался, что ты-то как раз в первых рядах и окажешься… Что ты собираешься делать, Тинатин? Насколько я тебя знаю, ты всегда всё делаешь сама.

— Здесь не Африка, Док, бежать мне некуда. Конечно, я готовлюсь… Но тебе-то это зачем, Док? Ты можешь уехать. У тебя есть жена, сын.

— Это мы даже не будем обсуждать, Тинатин. Ты тоже «у меня есть», и не говори ничего бесполезного. Раз так, значит, так тому и быть. Вдвоём — веселее. Или со мной нельзя ходить в разведку?

— С тобой можно отправиться даже в адское пекло, Док. Только почему вдвоём? Баба Саня тоже не отступится.

— Тогда вчетвером. А это уже компания.

— Нет, Дан не сможет!

— Дан сможет, Тинатин. И ты его не отговоришь. Ради тебя он сможет абсолютно всё, и я всегда это знал. И он нам слишком нужен. По невероятно счастливой случайности, у меня уже был такой союзник… Вернее, союзница. Поверь, она стоила целого десятка жив… простых смертных. А то и сотни.

— Но для него это слишком опасно.

— Самое опасное и невыносимое для него — это вред, который могут нанести тебе. Запомни это, Тинатин! И не отговаривай его, лучше положись на его знания и опыт. А теперь поцелуй меня и отправляйся спать. Копи силы, царица. Они тебе понадобятся.

— Оставайся, Док. Хоть выспишься по-людски. Я тебе в гостиной постелю.

— А Зойка там одна останется? Нет, поеду. Ложись сразу, Тинатин. Я к вечеру подскочу.

— Осторожнее, Док, пожалуйста! Осматривайся постоянно, не влипни никуда! Прошу тебя, берегись…

Глава 26

Днём ко мне заявилась Серафима Антоновна, тётя Сима, из моих так называемых родственников, в сопровождении Валюшки. Уж не знаю, кем они мне приходились по седьмого киселя семейному списку, но эту здоровенную дылду лет двадцати восьми, «тётя Сима» упорно называла моей сестрой. Седьмая сестра по двоюродному плетню, как сплетничали у нас в Бытсервисе, всё никак не могла закончить свой заочный институт пищевой промышленности, и выйти замуж. Брачное свидетельство стало бы для неё вполне законным дипломом, отражающим отличное знание единственно любимого предмета, но папа с мамой считают «донечку» невинным и неопытным подснежником. Наверное, поэтому она щеголяет в платьях на полметра выше колена, и носит пушистый каштановый хвостик на голове.

Лицами и тётка и племянница похожи на лис: остренькие носики, вытянутые ото лба вперёд, быстрые, тёмные глаза, маленькие подбородки, узкие, беспрестанно облизывающиеся рты. Валюшка, кстати, совсем ничего, только слишком усердно запудривает веснушки. Тётя Сима рыхлая, тоже с рыжинкой, но пошустрее, особенно если есть, чем поживиться.

— Ой, Тиночка! А ты не одна… А мы думаем, дай зайдём, раз уж по пути… Что же, ты нас познакомишь?

— Это моя бабушка — не слишком приветливо заявляю я в её хитрый, бегающий по окружающему пространству, взгляд: Она у меня живёт. Её зовут Александра Гавриловна. Чего вы хотели? — Ой, Тина! Шутница. Откуда же бабушка…