Искусство проклинать - [21]

— Бюллетень бы такому клиенту подкинуть, — мечтательно добавляет Витька. — А как хотелось душой отдохнуть…

Тренькнул звонок и Дан вошёл в салон, стряхивая с рукавов дождевые капли.

— Вот они, легки на помине. И часа не прошло, — тихо бормочет Витька. — Бедняга, зря ты ходишь. Зря! Ничего тебе не обломится!

— Витя, заткнись пожалуйста, — понизив голос почти до шёпота, прошу я. — Не каркай!

— А я и не каркаю вовсе. Я крякаю: кря-кря, зря-зря.

Ашот всё-таки улыбается и, отставив на полку крошечный перламутровый кораблик с бирюзой, идёт за чайником.

Вблизи Дан выглядит не самым лучшим образом. Лицо осунулось, губы запеклись, под глазами — глубокие тени.

— Вот, решил зайти, посмотреть, как вы здесь — говорит он, окидывая нас взглядом.

— Мы здесь помаленьку. А вот ты, кажется, нездоров. Что, загрипповал?

— Нет, просто расклеился немного. К дождю ломает, что ли…

— К морозу. Снежно-талому и омерзительно южному — мрачно предрекаю я.

— Что? Ты о чём, Тина?

— Я говорю, что тебя ломает к морозу. Скоро будут заморозки. Ты кофе будешь?

— Лучше чай. Ты сводку слушала?

— У меня свои сводки. Садись поближе к батарее, а то синий весь. Куртку давай.

— Спасибо, я сам… — он накидывает куртку на спинку стула и поворачивает к радиатору: А что значит «свои сводки», Тина?

— Думаешь, кроме тебя больше никто не воевал, нигде и никогда? У всех нынче боевые раны ноют. Мои детские переломы тоже.

Дан чуть построжел лицом, но сказал мягко, успокаивающе: Тина, детские переломы это не боевые раны.

Лучше бы он этого не делал! На фоне хлопотного и пасмурного дня замаячил призрак Олега Зотова и дурная волна раздражения понесла меня на всех парусах в неизвестном направлении.

— Ещё какие боевые! Самые настоящие боевые ранения имени детского дома Радуга. Семь переломов и трещин, не считая вывихов и сотрясений…

Он уставился на меня с застывшим лицом и беспомощными глазами спаниеля, а губы совсем посинели.

— А ты детдомовская?

Теперь я разозлилась уже на себя и прикусила язык. Кажется, мальчик заставляет меня болтать лишнее. Никогда я не говорила здесь о детдоме, даже не упоминала… Ну что за идиотка! Я с кривоватой, по собственному впечатлению, улыбкой пожала плечами и пошла за чайником, ругаясь про себя в выражениях, которые не принято произносить вслух.

Ашот с бесстрастным лицом смотрел в окно над печкой, с кипящим чайником. Господи, а этот-то причём! Ну почему я временами бываю такой непроходимой дурой?

— Осторожно, Тина, горячий…

Витька убрал на свой стеллаж кубок, подошёл с мрачным видом.

— Я уже заварил, цейлонский. Там полный чайник, заварка свежая. Я тоже чаю… Холодно.

Мы тягостно помолчали, каждый за своей чашкой. Минут десять слушали тоненький писк Лебединого озера, потом Витька выключил кассету. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Как спасительный сигнал прозвучал колокольчик у двери и Ашот поднялся посмотреть входящего.

— Витя, готовь свою рюмку. Это Вилов.

Витька вышел сам, оставив дверь открытой.

— Добрый день, Хорс Камилович — услышали мы: У меня всё готово, как и обещал. Принимайте работу. Второй, как договорились, завтра в это же время, чуть позже.

Дан, услышав имя Вилова, коротко взглянул на меня и встал вместе с чашкой, обхватив её пальцами. Лицо безразличное, взгляд рассеянный. Но что-то между ними проскочило, хотя и Вилов тоже был вполне спокоен, даже немного вял.

Может быть, они знакомы? Так вот почему Дан так упёрся насчёт старославянского слова Хорс? Да уж, конспиратор! В Чечне он, наверное, служил при штабе писарем… Может, в Чечне и виделись? Но Хорс не чеченец… Он, скорее всего, наполовину татарин. Надо у Маго разведать. Или… Нет, Маго в эту историю впутывать не хочется, он дотошный и вцепится как клещ. Подождём без спасателей…

Я прослушала начало разговора, но говорили, кажется, о заказе. По лицу клиента трудно было определить, доволен ли он работой, но это не волновало ни Витьку, ни, честно признаться, меня. Заказ выполнен и очень качественно, это главное. Мы можем наслаждаться свободой и чистой совестью. Правда, у Витьки впереди ещё целый день работы, за который нужно сделать вторую чёртову рюмку…

— А у вас новый работник, как я погляжу, — заметил Хорс, встав на пороге двери, отделяющей мастерскую от приёмной и улыбнувшись в сторону Дана — Штат прибавляется, значит, дела идут успешно.

— Нет, Хорс Камилович, — протискиваясь мимо него в комнату, вежливо протараторил Витька. — Это не новичок. Это приятель… Марины. Она у нас прибарахляется в ЛеМонти, а Лев Борисыч ещё и жену с дочками прихватил за компанию. Женщины, это всегда так долго… Дан совсем замёрз, вот мы, все вместе и отогреваемся.

— Прекрасно, прекрасно. Чаёк в такую погоду лучше водки. — Вилов, как будто, ждал, что ему тоже предложат чаю, но мы дружно сохраняли молчание. Отругать нас за нарушение правил этикета некому. Шефа нет и Хорс Камилович вряд ли ему пожалуется.

До чего же противный и гнусавый у него голос! И ещё эти пришёптывания в конце предложения как змеиное шипенье. А голос Дана, после него, даже хрипловатый, звучит почти музыкой.

— Какое необычное имя — Хорс. Иностранное?

— Да, знаете… — сиплый смешок, покашливание. — Мама у меня затейница была, хотелось ей, видите ли, экзотики. Есть испанское имя Хорас, от «Георгия», или что-то в этом роде… А женщина она у меня была простая (земля ей пухом), вот и записала: Хорс. Супруга всё в молодости шутила, Хоренькой звала. Смех да и только — Хоренька! Деток вот нет, а то были бы Хорсовичи. Хоть какое-то утешение. Теперь-то уж, привыкла…