Искусство проклинать - [17]

— Я могу оставить и сам образец, если угодно, ненадолго, конечно — предлагает этот «не соловей»: Неделя вас устроит?

Я перебиваю его любезности спокойным голосом, не изменяя прохладно — вежливого, отрепетированного много раз перед зеркалом, выражения лица: В этом нет необходимости, спасибо. Фотографий будет достаточно. Ваза немного великовата для нашего сейфа, а держать такую хрупкую и недешёвую вещь в шкафу — слишком рискованно. И, кроме того, зачем же вам платить за её хранение? За сохранность изделия наши компаньоны — сторожа включают счётчик: чем старее вещь, тем выше оплата.

Лев Борисыч, не высказав ни малейшего удивления моей тирадой, направляется с кубком в свой карманчик.

— Тиночка, сколько делать снимков и в каком ракурсе? — извиняющаяся улыбка клиенту: Извините, всего несколько минут…

В карманчике Лев Борисыч включает свет, устанавливает вазу и поворачивается ко мне: В чём дело, Тина? Что тебя беспокоит?

— А вас? — я не нахожу ничего лучшего, чем вопрос на вопрос вместо ответа, и шеф досадливо хмурит брови.

— Ну, хорошо! С ней что-то нечисто, с этой вазой, Лев Борисыч, я чувствую! Не нужно её оставлять! Сделаем два снимка: сверху и боковой, для чертежа этого достаточно. Я вычерчу всё как надо, без замеров.

— Так ты думаешь, — краденая? Но фотографии — то, останутся…. И договор с заказчиком. След, всё равно, есть. Лучше уж, совсем не браться…

— Мы же не оставим у себя саму вазу! Ну, посмотрели, сфотографировали, — велика беда! Снимок не оригинал, да и испортиться может запросто…. Эксперта по старинной… посуде у нас на сотни километров в округе нет, а остальные способны ошибаться. Для меня лично, не зазорно ошибаться в этой области, я за славой не гонюсь. Мы взяли заказ, и всё, а вазу просто посмотрели как отправную точку для изготовления кубков. Мы ведь, не музей и не органы правопорядка, не таможня… Мы — мастерская.

— Да, пожалуй…. А почему бы не отказаться совсем? Мы осмотрели вазу, но не осмотрели сырьё, в кристаллах могут быть недостатки, делающие работу рискованной — задумчиво спрашивает Лев Борисыч.

— Не могут быть, а есть…. В том кристалле, что поуже, небольшая трещина в центральной части, но Витёк с ней справится. Ему это даже удовольствие доставит… Лев Борисыч, ему такая работа раз в год перепадает, пусть отведёт душу. Он на свои морские цацки уже смотреть не хочет. Вы же видели, как он завязки от фартука рвёт. На сырье для кубков нет клейма, значит, они чистые. Витька, он же спец — универсал, и по эскизам всё сделает великолепно.

— Хотелось бы мне знать, что этот господин Вилов собирается делать с будущими кубками… — задумчиво тянет шеф: В буфет поставит?

— В сервант под стекло. И будет считать им года, дни рождения отмечать. Мечтать о том времени, когда они станут антиквариатом под стать вазочке! — я не могу сдержать насмешки, и успокаиваюсь, чтобы сгладить впечатление.

— Долгонько же ему ждать придется. Лет этак…. Пятьсот?

— А тысячу и побольше, не хотите?

— Даже так? Действительно… — Лев Борисыч качает головой и тоже выдаёт короткий смешок: Хороший, какой город Бухара, всё в нём есть. Даже миленькие лавочки при медресе, где продают такие вот вазы.

— Ни один правоверный мусульманин, если он себя уважает, даже в руки не возьмёт языческую культовую вазу, тем более, — не станет держать её в медресе. Это, примерно, то же самое, что в церковной сторожке торговать скандинавскими рунами или гадальными картами.

Я ещё не готова ответить точно на прямой вопрос, но шефа интересует совсем другое.

— Где же он её раздобыл? Ограбил музей, или клад нашёл? Такие штуковины, как я понимаю, на дороге не валяются.

— Взял да и раздобыл вот! Не всё же из бывшего Союза вывозят, Лев Борисыч, надо когда — нибудь и сюда кой — чего привезти. В мире сейчас неспокойно, кругом революции, смены власти и прочие неблагоприятные для искусства события, вещей бесхозных навалом, — вот и привезли. Потому, что нет у нас таких кладов, а музейные пропажи я, время от времени, просматриваю. Эта ваза, как мне кажется, появилась не только за добрую тысячу лет от нас, но и не за одну тысячу километров.

— Ты уверена? Может, стоит Петренко подключить?

— Не стоит, шеф, потому, что я не уверена. Ничего идентичного из такого материала я ещё не видела. Сужу по степени старения хрусталя и некоторым стилевым особенностям. Если бы этот кубок искали, то я бы об этом знала. Я регулярно просматриваю сайт о ювелирных и антикварных пропажах. И я, честное слово, не знаю, чем мне не нравится эта ваза, но с ней лучше не связываться. Не наше это дело. Не царское…

— Ты права, не царское… — соглашается шеф: Ладно! Я делаю снимки и расстаёмся с этим сокровищем. Хорошо?

Нет, не хорошо! — кивая в ответ, думаю я: Вся эта история «не хорошо», но у меня нет по её поводу ни внятного объяснения, ни веских аргументов, ни перспективных выводов. Я не уверена, что эта чёртова ваза похожа на одну ритуальную штуковину, которая служила для проведения погребальных обрядов, потому, что материал не тот, и способ обработки не тот, и размеры имеют слишком внушительную разницу. А стиль не имеет особого значения, тем более что я не специалист. Если где-то в Передней Азии, кто-то, под шумок, разрыл древнюю могилу, то такая мелочь сейчас просто никого не интересует… Тогда, зачем нам суетиться?