Искусство покоя. Захватывающие приключения в полной неподвижности - [10]
Подобные проекты экономят американским корпорациям около 300 миллиардов долларов ежегодно. Впрочем, еще важнее их профилактическая роль, ведь, по мнению Всемирной организации здравоохранения, “стресс в XXI веке приобретет масштабы пандемии”.
Быть может, довольно странно видеть, как тренинг разума (в сущности, просто неподвижное сидение на одном месте) становится все более популярным в кругах, где всегда было принято постоянно стремиться вперед. Предприятия, готовые рассматривать неделание как один из способов повысить эффективность сотрудников, возможно, просто ищут новые неожиданные средства для достижения старых прагматических целей, но для меня главная польза неподвижности заключается в том, что она помогает очень хорошо рассмотреть саму идею движения, прогресса; более того, неподвижность снимает с вас, словно доспехи, покровы эго, чтобы увести вас туда, где вы становитесь чем-то бóльшим, чем прежде. Если в этом и есть какая-то практическая выгода, то она, вероятно, поступает на какой-то невидимый депозитный счет, с высокой процентной ставкой, но уже очень долгосрочный: воспользоваться им вы сможете только в тот момент (впрочем, неизбежный), когда вы увидите, как врач, вошедший в вашу палату, качает головой, или когда идущую перед вами машину вдруг занесет на скользкой дороге… И в эту секунду мы сможете рассчитывать лишь на те душевные накопления, что вам удалось собрать в ваши самые сокровенные моменты.
И все же трудно спорить с необходимостью мыслить ясно и сосредоточенно, особенно если ставки высоки, как никогда.
Однажды весенним утром я услышал стук в дверь монастырской кельи, моего тайного дома всего лишь в паре часов езды от Кремниевой долины. Отворив, я увидел двух молодых друзей, парня и девушку, с которыми прежде не встречался, но уже немного знал их по электронной переписке. Эмма работала заместителем директора исследовательского центра в Стэнфорде, а ее жених (сейчас уже муж) Эндрю служил в морской пехоте. Мы спустились с горы и уселись на маленькую скамейку, с которой открывался вид на бескрайний синий простор Тихого океана. Перед нами не было ни островов, ни нефтяных платформ, ни китов, и Эмма рассказала, как после защиты диссертации в Висконсине она в течение года собирала средства, чтобы провести исследование и выяснить, поможет ли обучение искусству покоя ветеранам, переживающим посттравматический стресс.
Пациенты, приходившие в ее лабораторию, по большей части были (как я и ожидал) сильно пьющими мужиками, татуированными байкерами со Среднего Запада, которым было совершенно наплевать какую-то “хипповую дуру”. Они точно не считали, что их почему-либо нужно обследовать; они скорее обследовали бы ее. Но затем ей удалось убедить десяток этих крутых парней приступить к недельной программе дыхательных упражнений на основе йоги. Когда программа закончилась, пациенты, посетившие двадцать пять часов тренировок, отмечали значительное уменьшение симптомов стресса и снижение чувства тревоги. Еще десять человек, не участвовавшие в программе, не заметили изменений в своем состоянии.
Однако Эмме, как всякому настоящему ученому, нужны были точные данные – полученные эмпирическим путем и проверяемые. Поэтому она провела еще один тест – на “реакцию на испуг”. Как правило, эта реакция была неадекватно сильной у тех ветеранов, которые считали, что они “всегда начеку”; они же чаще других страдали бессонницей. Результаты теста подтвердили субъективные мнения испытуемых о самих себе. Несколько из них буквально огорошили Эмму, признавшись, что благодаря ей “буквально воскресли из мертвых”. Она снова протестировала группу через неделю после окончания программы (а затем еще раз, через год): улучшения сохранялись. Ее работа с подробным описанием этого исследования была принята к публикации в академическом издании Journal of Traumatic Stress.
Теперь заговорил Эндрю. Он все это время стоял чуть ли не по стойке “смирно” у скамейки, на которой сидели мы с Эммой, а сейчас с вежливой улыбкой на лице объяснял мне, что медитативные практики всегда будет нелегко внедрить в среде “альфа-самцов” и “супермачо”, которыми являются все без исключения морские пехотинцы. Более того, согласившись принять участие в очень строгой программе, предполагавшей неподвижность и медитацию на протяжении сорока дней, он “просто намеревался доказать ее бесполезность, но при этом, как настоящий морской пехотинец, обязан был довести миссию до конца”. Однако вскоре Эндрю, к своему удивлению, обнаружил, что несколько часов концентрированного внимания делают его необычайно счастливым – настолько, что он начал волноваться, а не теряет ли он свою собранность, бдительность и хватку.
Инструктор заверил Эндрю, что он сейчас ничуть не менее бдителен, чем раньше, просто теперь он лучше различает “потенциальные угрозы или цели, на которые следует реагировать”. “Это позволило мне, – продолжал Эндрю, – игнорировать значительно больше раздражителей, чем раньше, и полнее наслаждаться повседневной жизнью”. По его собственному признанию, он, крутой разведчик-снайпер, был поражен, “как нечто столь простое может быть настолько действенным. И как нечто столь мягкое может сделать из меня гораздо более крепкого солдата”.
