Искусство легких касаний - [3]

«Культивируя подобные намерения, – медленно и веско думал он, – мы вовсе не решаем выбраться из дерьма и переехать в горы. Мы на самом деле решаем нырнуть еще глубже в дерьмо, но не просто так, а во имя гор – и в этом именно сущность человеческого взаимодействия со всем высоким и прекрасным… Мало того, если разобраться, именно для поощрения особо глубоких и перманентных погружений в дерьмо социум и культивирует всяческую красоту, эксклюзив и изыск наподобие пятизвездочных курортов на десять дней в году… Но это, кажется, уже какой-то социологический фрейдизм…»

Выражение «социологический фрейдизм» стоило того, чтобы его записать, и Валентин уже потянулся за телефоном, но с мысли сбил хриплый стон, прилетевший сверху.

Потом донесся еще один, и еще – и сделалось наконец ясно, что кто-то громко и немузыкально поет. Песня приближалась, и вскоре стали различимы слова:

– Э сютю некзисте па! Димва пурква жекзисте ре!

Тимофей, знавший немного по-французски, засмеялся.

– Что он поет? – спросил Иван.

– Если бы ты не существовал, – ответил Тимофей, – скажи, зачем тогда быть мне?

– «Ты» – это кто? Бог, что ли? – спросил Андрон.

Тимофей пожал плечами.

– Ну и че он, экзисте? – не успокаивался Андрон.

– Кто?

– Про кого поют.

– Не знаю, – ответил Тимофей. – Джо Дассен, который эту песню пел, все обдумал и умер. Так что, наверное, не экзисте.

– Культурный уровень населения неудержимо растет, – сказал Валентин. – Это ведь не на Елисейских полях происходит. В горах на Кавказе. Ночью…

Дорога сзади серпантином уходила вверх – когда невидимого певца скрыл край горы, песня стихла, но скоро раздалась опять, уже ближе, и на кустах появилось пятно света. Кто-то спускался на велосипеде с гор.

– Фига себе. На велике. Откуда он едет-то? Там дальше ни одного населенного пункта на сорок километров. Или на все восемьдесят. Только чабаны.

– Может, просто кататься ездил. Возвращается…

Фара уже слепила глаза, и друзья расступились, чтобы дать велосипедисту проехать.

Сперва тот был скрыт яркой иглой света, бившей с его руля – а потом фара проплыла мимо и ночной ездок стал виден: это был мужчина с длинными седыми волосами и бородой, в черном спортивном костюме со светоотражающими наклейками.

«Какой-то гэндальф», – подумал Валентин.

На руле велосипеда горела не просто фара, а мощный электрический фонарь. Валентин успел заметить в ушах велосипедиста наушники, и стало ясно, отчего тот так фальшивит. Он от всей души подпевал своему музлу – дурным голосом, как всегда выходит у людей, лишенных музыкального слуха.

– Какой интересный тип, – сказал Тимофей, когда велосипедист унесся в ночь. – Не похож на местного джигита.

– Может, теперь джигиты такие, – ответил Иван. – Куда он едет?

– На нашу базу и едет. Куда еще?

И точно: исчезнув за кустами, свет фары через минуту появился ниже – и осветил открытые ворота, плакаты у дороги и домики. Велосипед повернул в ворота, проехал между домиками, и фара погасла.

– Она, – кивнул Тимофей. – Как на фотках.

– Это Господь нам ангела послал, – сказал Иван. – Дорогу показать.

– На ангела он чего-то не очень, – ответил Андрон. – Был бы я один, обосрался бы.

– Узнаем завтра, кто это такой.

***

Ночь пришлось провести в единственном открытом коттедже типа «гарден вью»: администрация ушла спать. Возможно, в тот самый дом с собаками, у которого водитель ссадил друзей.

Коттедж был просто дощатой хижиной, но в нем, к счастью, оказалось три кровати. Никто даже не стал распаковываться. Иван спал на рюкзаках.

В девять утра на ресепшене зародилась жизнь.

– У нас заказано два полулюкса, – объяснил хмурой смуглой женщине Тимофей. – И еще нам нужен проводник для трекинга. Дней на пять.

– Полулюксы моют, – ответила женщина, – заселение в два. А насчет проводника не знаю. Трекинг в стоимость не входит.

– У вас на сайте написано, что услуга предоставляется по договоренности. Вот мы как раз и хотим договориться.

– Побеседуйте тогда сами. Или с Мусой, или с Акинфием Ивановичем. Не знаю, сколько они возьмут.

– А где они?

Женщина раскрыла разлинованную тетрадь и погрузилась в изучение каких-то зеленых каракулей.

– Мусы следующие три дня не будет. Акинфий Иванович здесь. Вон его велосипед…

Глаза Тимофея блеснули.

– Это его мы вчера на дороге видели? Едет в темноте и поет.

Женщина улыбнулась.

– Его. Он катается по горам. Велосипед свой увозит вверх на машине, а потом, когда туристов нет, спускается вниз с песнями. Чтобы не слишком педали крутить. Поет так, что собаки в ответ воют. Такая у него личная оздоровительная программа.

– Он местный? – спросил Иван.

Улыбка исчезла с лица женщины.

– Вот вы его сами спросите, раз договариваться будете. Он вам скажет, откуда и чего. А я не знаю. Я вам лучше талоны дам на завтрак, пока не забыла. Еще успеете.

– Где этот Акинфий Иванович?

– Завтракает. Идите кушать, в ресторане его и найдете.

В ресторане ночного певца не было. Друзья устроились на террасе и принялись молча есть – голодны были все.

Завтрак оказался приличным: свежие фрукты, мюсли, местный кислый сыр, яйца с беконом. Вот только в хлебе было что-то тревожное – его мелкие серые ломти наводили на мысли об армии и тюрьме.