Искусство кончать молча - [30]

Кнопки только не хватало.

Про кнопку — он это зря… Звонок в дверь разнёсся по квартире. И вместе с этим звуком — внезапно — дикие ощущения взорвали связанное тело. В прямой кишке раздувалась клизма, вставленная наоборот. Безжалостный палец мучителя-уролога терзал воспалённую простату. Член распирало: вот-вот лопнет. Дилдо во рту пророс в горло, в нос, в желудок. Но самое дикое было в другом: казалось, заработала гигантская помпа, выкачивая из жил кровь, из головы — мозг, из души — азарт и злость… А может, не казалось. Может, истребитель и был по сути помпой…

Звук не умолкал: кто-то звонил и звонил в дверь, не отпуская палец, и мучения оттого длились и длились. Нечто вползало в квартиру, закрывая свет и туманя рассудок. Имя Ему было — боль.

Отпустило. Оказывается, настала тишина… Избранный прошептал в паузе:

— Что это?

К лицу его поднесли дощечку. Мелом было написано:

«АД».

Когда снова ожил дверной звонок, взорвалась голова.

* * *

Человек очнулся в мусорном баке. Среди вонючих пакетов с пищевыми отходами. Голый.

Хватаясь за края бака, он вылез и тут же упал: ноги не держали, руки не слушались. Вокруг был грязный двор-колодец со стенами, подпирающими траурное небо. На улице — ночь.

Было тяжко: «очко» сильно болело. Кто знает, что такое геморрой, поймёт. «У меня ж нет геморроя. Или есть?» Вообще, болело всё, внутри и снаружи… Он со скрипом поднялся.

Во дворе стояла чёрная «Волга»: дверцы, капот и багажник открыты. На сиденье водителя — труп, тоже раздетый догола. «Холодный» — пришло на ум странное словечко. Худющий, лысый… плевать на него.

Кто я, подумал человек. Как сюда попал? Ответил сам себе: а меня выбросили. То ли решили, что я тоже холодный, то ли потому, что я и без того мусор…

Себя он худо-бедно помнил — если напрячься. Майор РУОПа, спортсмен и бабник, перспективная молодая поросль, источник вечной зависти для коллег-офицеров… нет, лучше не напрягаться. Потому что сверх этого минимума — почти ничего. Пустота. Белый лист, чёрная вода… Схватившись за брошенное авто, чтоб снова не упасть, он посмотрелся в зеркальце заднего вида.

Измождённое, морщинистое лицо было совершенно незнакомо. Короткая стрижка — с изрядной сединой. «Кто это?» — не понял он.

В памяти всплывали странные картинки: будто лежит он в незнакомой квартире; год за годом — старея, дряхлея. Смотрит на себя в зеркало, наблюдая, как умирает… и снова — в той же квартире, на другом лежаке, по другую сторону зеркала. Какие-то тени плавают вокруг кровати. Он снова умирает от старости… И снова… Год за годом — без конца и без надежды… Он содрогнулся.

Хрень какая!

Торопливо осмотрел своё тело… своё ли? Впалая грудь, жидкий живот, тонкие ноги, обтянутые синеватой кожей, и всё это — вместо убийственного агрегата, вызывавшего транс у дамочек, вместо гидравлики и пневматики, которую с таким наслаждением можно было являть миру… но главное, главное!

Человек обмер.

В паху висел маленький, сохлый отросток. Тряпочка, а не инструмент мужской власти.

Это противоречило всему порядку вещей, такого не должно было быть. Не веря глазам своим, он ощупал всё, что обнаружил у себя ниже лобка. Пустая мошонка: яички спрятались наверх… Крипторхизм, детская аномалия? С чего вдруг — у взрослого мужика? Яички — фиг с ними, но пушка моя, подумал он в отчаянии… Неожиданное, неуместное слово — «пушка», откуда-то выплывшее… Пушка моя, пушечка, что с тобой? Всё мужское хозяйство уместилось в ладони одной руки!.. А как приятно было украшать собою бани и раздевалки — откровенно и безнаказанно, — как любил он разгуливать по квартирам любовниц вот так, безо всего, ловить на себе взгляды, пусть даже взгляды эти своим же тщеславием и придуманы…

Конец всему.

Это безумие.

Он попытался закричать — «Это не я!!!» — чтобы криком вернуть рассудок. Попытался позвать хоть кого-то на помощь, чтоб убедиться: он не одинок в этой страшной ночи, — и не смог. Вместо человеческой речи выдал только мычание. В панике он проверил, на месте ли язык. На месте. Однако говорить — нет, не получалось.

Немой — он и есть немой.

Вытирая спиной крыло «Волги», человек сполз на асфальт…

И заплакал.

* * *

Словно откликнувшись на карикатурный крик, появился высокий широкоплечий господин.

Голый старик, сидящий задницей в луже, посмотрел на пришельца… и вскочил. Утёрся. Провёл рукой по седому ёжику волос. Руки его сжались в кулаки…

Во дворик вошёл он сам. Трудно себя не узнать, если всю жизнь ты занимаешься собой и только собой.

Безумие никак не кончалось.

— Оклемался, прообраз? — спросил господин, поигрывая скулами. — Не отвечай, не тужься, противно смотреть. Все твои ответы — у тебя на роже, как и вопросы. Нет, я — не ты. И я не дубликат, хотя, ты можешь льстить себе, называя меня так. Я — это я. Я — всегда я. Эталон и классический образчик, как говорит наш общий знакомый. У меня мои отпечатки пальцев, моя память, моя жадность. Ксива и шпалер в сейфе — тоже теперь мои. А чьи отпечатки у тебя, коллега, я не знаю. Может, тоже мои. Которые будут к старости… — Он демонически захохотал, как любил. До чего ж неприятен был этот голос, эти манеры, если слушать и смотреть со стороны…