Искусство и философия. От модерна к постмодерну - [36]

Причины возрастания творческой активности масс, которые из пассивных потребителей культуры превращаются в активных ее творцов, достаточно очевидны. Это увеличение свободного времени, рост благосостояния и образования, особенно во второй половине XX века, а на рубеже двадцать первого – еще и появление Интернета, создавшего уникальные возможности публикаций. И если в период модерна выразителями общественного мироотношения были по-преимуществу профессионалы, то в постмодерне массовое творчество дилетантов непосредственно выражает обыденное сознание общества.

Труднее объяснить «встречное» движение от специализированного (чаще всего профессионального) философского и художественного творчества к созданию артефактов обыденного сознания. Чтобы понять причины данного процесса, рассмотрим его крайние пункты подробнее.

В современном («постсовременном») капиталистическом обществе обыденное сознание представляет собой экзистенциальное (то есть субъективно-эмоционально-личностное), по-преимуществу индивидуалистическое, мироотношение. Мироотношение, определяемое мотивами деятельности, отражающими содержание индивидуальных (прежде всего материальных, но и духовных) потребностей личностей, составляющих это общество. Что и получает свое выражение в популяр-арте и поп-со́фии культуры постмодерна.

Модерн же начинается с Просвещения, с его культом разума, понятийного, абстрактно-теоретического научного мышления. «Его идеалом является система, из которой вытекает все и вся» (3, с.20). Воплощением рационализма и системности мышления модерна может служить философия Гегеля. Субъект этого мышления мыслит себя как безличного представителя общемировой закономерности, а система, как его результат, претендует на исчерпывающую объективную истину мироздания. Отсюда и претензия на общезначимость данного «метанарратива», направленность на власть над индивидуальным сознанием отдельных личностей. Как справедливо отмечают М. Хоркхаймер и Т. Адорно, «здесь не только разлагаются мыслью качества, но и принуждаются к реальной конформности люди» (3, с.26).

При всем своеобразии художественного мышления буржуазно-демократический классицизм также рационалистичен, системен и (в силу своей жесткой нормативности) претендует на общезначимость, подчиняя себе индивидуальные творческие порывы художников. Индивидуальное субъективно-личностное, эмоционально-экзистенциальное художественное мышление (допустим, Бетховена и Давида) при всем при том носит интерсубъективный характер. Язык классицизма концентрирует в себе интерсубъективный опыт экзистенциального мироотношения буржуазно-демократического движения Западной Европы. Можно сказать, что классицизм представлял собой художественный «метанарратив», воплотивший мироотношение мегасубъекта экзистенциального уровня бытия.

Объяснить этот переход от рационализма метанарративов модерна к индивидуальному экзистенциальному самовыражению постмодерна разочарованием в разуме было бы банально. Критика тоталитарных интенций рационального мышления как выражения власти, господства социума над личностью детально обоснована и у Т. Адорно, и у М. Фуко. Более существенно то, что экзистенциально-обыденный уровень сознания, получивший свое выражение в артефактах популяр-арта и поп-со́фии, есть наиболее адекватная форма выражения буржуазного сознания в буржуазном обществе; то есть индивидуалистического частнособственнического сознания, ограниченного горизонтом капиталистических отношений.

По сути, движение от модерна к постмодерну в философии и искусстве есть процесс преодоления ложного сознания, идеологии, поддерживаемой государством, к адекватному (насколько это возможно в рамках буржуазного сознания) отражению объективного положения индивида в капиталистическом обществе. Конкретнее, его объективного отчуждения от социального целого.

Частному интересу отдельного буржуа противостоит стихия рынка, как некая неконтролируемая им сила. Наемный работник («пролетарий» в экономическом смысле) выступает как частичная рабочая сила, как винтик производственного механизма, результаты деятельности которого отчуждаются собственником средств производства. Да и манипулируемая представительная демократия оборачивается по отношению к личности как отчужденный от нее социальный механизм (подробнее см. у К. Маркса, Т. Адорно, Г. Маркузе, М. Хоркхаймера: 1; 2: 3).

По отношению к данной реальности идеология Просвещения (Свобода, Равенство, Братство) «превращается в тотальный обман масс»(3, с.60), так же как апологетические по отношению к реальности концепции «конца истории» Г. Гегеля и Фр. Фукуямы, теории «постиндустриального», «информационного», «открытого» и пр. общества. В оппозиции к этому ложному сознанию социальной общности и складываются различные, все более субъективные и индивидуалистические формы философского и художественного мышления. Ложному сознанию всеобщности метанарративов они противопоставляют искренность индивидуально-субъективного экзистенциального самовыражения. Пока, наконец, не отрицают самих себя в популяр-арте и поп-со́фии. Альтернатива же – в преодолении буржуазного сознания и бытия. Но это уже другая тема.