Искусство частной жизни. Век Людовика XIV - [98]

В отличие от других связанных с этой драматической коллизией материалов, «Попугай» в большей степени интересуется графом де Лозеном, нежели Мадмуазель. Вернее сказать, в фокусе повествования находится разрабатываемая героем стратегия соблазнения, объектом которой являлась Мадмуазель. Степень ее достоверности весьма мала: «Мемуары» Мадмуазель показывают, что инициатива все же исходила с ее стороны и что Лозен ей как раз нравился своим необычным поведением, далеким от общепринятых стандартов галантности. Тем не менее «Попугай» — весьма любопытное свидетельство того, как, по мнению современников, должны были развиваться подобные отношения. Количество переизданий и перепечаток указывает на то, что такого рода тексты находили достаточно широкий круг читателей даже после утраты своей актуальности, из романа-репортажа превращаясь в исторический роман.

Попугай, или Любовные похождения Мадмуазель [275]

Вы, дорогой читатель, без сомнения, слыхали некоторое время назад разговоры о браке между графом де Сен-Поль и Ее Королевским Высочеством Мадмуазель, что, как бывает в подобных случаях, вызвало немало пересудов, особенно среди придворных, которые, будучи искушенными в этих материях, рассуждают о них решительно и по сути.

Тогда же собиралось некое общество, то ли в Париже, то ли еще где, точно не знаю, но мне известно, что это были близкие друзья господина графа де Лозена, как вы увидите по их речам, ибо, беседуя о разном, они дошли до свадьбы Мадмуазель, и, когда каждый высказал свое мнение и отметил, как мало она занимает Ее Королевское Высочество, один из собеседников обратился к господину де Лозену и сказал: «О чем вы думаете, господин де Лозен? Почему человек вашего ума забывает о себе, когда предоставляется такой прекрасный и благородный случай? Неужели вы полагаете, что дело не стоит того, чтобы над ним поразмыслить? Это была бы не самая пустая трата времени». Столь неожиданная речь так сильно удивила господина де Лозена, что человек менее обширного ума не знал бы, что ответить. «Как, — отвечал он на эти слова, отступив на два или три шага, — мне думать о Мадмуазель? Что вы такое говорите! Я слишком хорошо знаю, кто она и кто я, чтобы питать подобные замыслы, слух о которых меня ужасает, а одно помышление делает преступным. Я бы воздержался даже от того, чтобы представить себе такое намерение». «Почему нет? — возразил его друг. — Вы знаете, что многие теряют, потому что не ищут. Что дурного в том, чтобы испытать судьбу? Принцесса не столь уж недоступна, особенно для вас, мы знаем, что вы с ней на дружеской ноге, и она вас слушает охотней, чем других. Так чего дурного в том, чтобы прощупать почву?» «Я не решусь даже о том подумать, — отвечал граф де Лозен, — ответ, который я вынужден дать на ваши любезные речи, причиняет мне боль, ибо я вижу невозможность вами предложенного». «Когда бы вы пожелали, то поразмыслили бы об этом, — вскричала тогда вся компания, — все мы здесь ваши друзья и советуем вам, ведь с вашим умом и умением вести себя, да еще пользуясь благосклонностью короля, нет ничего невозможного: подумайте, поверьте, эта задача для вас, и мы будем крайне рады, если вы добьетесь успеха, поэтому не послушать нас глупо». Господин де Лозен отвечал им так же, как первому собеседнику, оправдываясь самыми убедительными и очевидными резонами, и на том эта достопочтенная компания разошлась. Но так как от природы нам любо то, что нам льстит, хотя приличия не позволяют этого обнаруживать, и мы часто открещиваемся и пылко отрекаемся от самого для нас желанного, и чем более рассудок человека способен распознать ценность и достоинство предлагаемого способа продвижения, тем более его воспламеняет жажда пустить его в ход.

Расставшись с друзьями, граф де Лозен вернулся к себе, и не успел он это сделать, как разговор о Мадмуазель вновь пришел ему на ум, и отвергнутое им как пустое и маловероятное показалось ему не столь непреодолимым и чуть более легким. Обладая большим умом, он начал питать некоторую надежду; конечно, ему были очевидны множественные трудности, но чем более трудным казалось дело, тем более разгоралась его отвага, ибо ему было ведомо, что величайшую славу часто приносит преодоление величайших препятствий. За ними он видел одну из величайших принцесс вселенной, презревшую многих властителей и королей, как будто природе оказалось не по силам найти сердце, ее достойное. Он знал, что нравом она из самых горделивых, а отвагой столь велика и возвышенна, как только можно вообразить. И все же эти доводы его не остановили; хорошо все обдумав на протяжении месяца, часто не зная покоя и отдавая все силы уже зародившимся великим замыслам, он поступил так, как поступали славные смельчаки былых времен, бравшиеся лишь за то, что казалось почти невозможным или, по крайней мере, весьма трудным; именно это многим принесло бессмертную славу. Наконец, тысячу раз перебрав идеи, толпой теснившиеся у него в уме, и поразмыслив о бесценной награде, которую ему сулили эти труды, он воспрял сердцем и принял твердое решение исполнить задуманное, хорошо понимая, что если не воспользоваться случаем, то другого в жизни не будет и ему не найти более славного средства возвыситься и утвердить свою фортуну.