Искусственный голос - [11]

— Значит, если я в какой-нибудь гостинице обломаю искусственные пальмы, это будет вполне нормально?

Красин аккуратно улыбнулся.

— Не советую. Вас оштрафуют, хотя и посочувствуют.

— Вы уверены насчет сочувствия?

— Вполне. У вас столь распространенная фобия, что трудно сказать, кто ею не страдает. Одни, правда, в меньшей, другие в большей степени. А иногда она, как в вашем случае, особенно обостряется.

— Болезнь века?

— Пожалуй, да. Может, заметили, последнее время многих людей все сильней тянет к старинным и более натуральным вещам. Всякую синтетику без разбора хают. Знаете, чем им она не угодила? Своей изменчивостью. Смотрите, как мелькают даже названия. Давно ли гонялись за плиреновыми костюмами? Теперь их полно в магазинах, но никто не берет, — безнадежно устарели. Сегодня в ходу уже новый материал — твилан. Нас окружает все меньше постоянных предметов, к которым мы успевали бы привязаться, все больше вещей-временщиков. Это рождает ощущение ненадежности, неустойчивости быта, какой-то торопливости жизни. Вот и тащут в квартиры позеленевшие самовары, ненужные подсвечники, иконы. Хочется чего-нибудь вечного.

— А парики?

— Чего вам дались парики? Они и в прошлые века то входили, то выходили из моды.

— Ладно, черт с ними, с париками. Но есть же любители псевдоокон с меняющимися пейзажами, пальм, которые надо пылесосить, а не поливать. Есть кому гоняться за твиланом.

— Есть, — согласился Красин. — Больше того, те же подсвечники люди ставят на электрокамин, фокусы диалектики. Мир сейчас особенно противоречив. Не забывайте, что он на пороге третьего тысячелетия. Ему приходится приспосабливаться к новому производству и потреблению. Значит, и укладу. Такое обязательно сопровождается различными фобиями, которые медицина, как правило, всерьез не принимает.

— Очень мило! Выходит, врачам наплевать на мое состояние, потому что оно широко распространенное? В лучшем случае о нем могут порассуждать социальные психологи, и то в общем, — разозлился было Громов, но тут снова наткнулся взглядом на малыша с жуком и совсем иным тоном добавил: — Неужели не поможете? Ведь лечите же разных там шизофреников.

— Ну, сравнили! То серьезно больные люди. А вы просто раздражены. Что-то вас здорово вышибло из колеи и продолжает будоражить. И, наверно, очень неприятное, поскольку ни словом не обмолвились об этом. Нечто подобное испытывают в первое время те, кто вынужден пользоваться протезом. У них тоже обостряются неприязни, которых они прежде не замечали.

— А потом?

— Привыкают. Одни без последствий, у других портится характер.

Громов сделал вид, что полез за платком, и нащупал фантофон. По телу пробежала брезгливая дрожь. «Проклятая штука! Все из-за нее, — решил он. — Мог бы и сам догадаться».

Говорить больше не хотелось, но и обрывать на том разговор было неловко. Леонид скользнул взглядом по фотопортретам и спросил:

— Это что, ваши пациенты?

Красин опять улыбнулся, блеснув слишком белыми, будто искусственными зубами.

— Нет, помощники!

— А, понятно. Детские лица хорошо успокаивают.

Врач совсем развеселился.

— По-вашему, они у меня вместо седуксена?

Он даже приспустил узел галстука. Очки его нацелились в один из снимков.

— Вот эту пилюлю зовут Света. Моя соседка. Я ее фотографировал, когда с помощью язычка выяснялось, что такое иней.

— Значит, хобби? — разочарованно протянул Громов.

— Зачем же. Вполне серьезное прикладное занятие. Весь этот народец неплохо помогает мне разобраться в системе психической адаптации. Преподносит наглядный урок и моим посетителям. Особенно вон тот двухлетний ассистент. Вы его тоже приметили.

За стеклами очков все еще не остывали насмешливые искорки. Леонид в который раз невольно обернулся на мальчугана с жуком. «Психоателье какое-то! — растерянно подумал он. — И разговор совсем не о том. Может, сказать о фантофоне?» Громов тут же испугался своих мыслей и поспешно переспросил:

— Помогает?

— А разве не ощущаете, насколько им проще? Дети ведь не замечают мучающих нас изменений мира, для них он просто нов.

— Советуете впасть в детство? — попробовал пошутить Громов.

— Ну, в детство не в детство, а поучиться такой адаптации надо. Кстати, ваш долг и других научить: лучше искусства с этим никто не справится. Почему бы, скажем, вам не спеть в современной опере? Новая музыка довольно точно улавливает особенности сегодняшней жизни. Говорят, она не чужда и влиянию НТР.

— Как-то не представляю себя в дуэте с компьютером.

— А вы представьте. Было бы интересно.

— Я певец — не эксцентрик. Оригинальный жанр — не моя стихия. В опере люблю именно музыку. Чайковского, Верди, Мусоргского…

— Между прочим, каждый из них в свое время был новатором. И такие же, как вы, ревнители классики освистывали самые великие произведения. Впрочем, мы отвлеклись. Вы ведь хотели…

По тому, как врач внезапно прервался, Громов ощутил, что за спиной кто-то есть.

— Что? — спросил Красин, устремляя поверх него взгляд.

— Опять Шарыгин, — сказали сзади Громова.

Вначале он даже не понял, почему внутри у него все похолодело, затем ясно всплыло в памяти худое небритое лицо Константина Михайловича. Леонид подумал, что, как ни странно, все последнее время совсем не вспоминал о нем.