Искушение ночи - [9]

Наконец лестница кончилась. Виктория не понимала, на каком этаже находится: на первом, на одном из верхних или на подвальном уровне. Ее комната находилась на третьем этаже, но она уже сообразила, что различные пристройки к дому расположены как попало и что четыре этажа в одной части дома вполне могут оказаться шестью в другой его части.

Фейн проскользнул в узкий коридор, потом в широкую галерею с рядом окон. В темноте ничего не было видно сквозь залитые дождем оконные стекла, пока не сверкнула молния, осветив каменистый склон, который кончался потоком пенящейся воды. Потом окрестности снова погрузились во мрак, гром грохотал над голыми холмами, и в комнате, казалось, стало еще темнее. Виктория подавила желание спросить у своего молчаливого провожатого, далеко ли еще до столовой.

Галерея внезапно кончилась, и Фейн открыл в длинной стене скромную дверь, которая казалась еще меньше от тяжелых панелей, обрамлявших ее.

– Леди Виктория Уэйкфилд, – с поклоном объявил Фейн в темноту.

Герцог сидел за столом, откинувшись на стуле, снова спиной к огню. Да, он не из тех, кто быстро отказывается от какого-либо преимущества, подумала Виктория. Как и раньше, он не встал, когда она вошла, и чтобы соответствовать его нелюбезности, она нарочито резко кивнула. Он расположился не так хорошо, как о Тиковой гостиной; даже в полумраке она видела, что вспышки раздражения на его лице сменились выражением удовольствия.

– Прошу вас, миледи, садитесь, – произнес он с напыщенным радушием, жестом указав на стул.

Она хотела сесть, но от стены отделился рослый молодой человек и стал на ее пути. Она подавила желание отпрянуть, но он всего лишь отодвинул ее стул от стола.

– Я вижу, у вас интересный домашний штат, – снисходительно произнесла Виктория, когда герцог позвонил и круглолицая служанка торопливо вошла в комнату, неся супницу. Это была первая безопасная тема разговора, которая пришла Виктории в голову.

Он поднял бровь.

– Мой покойный двоюродный дед был обедневшим эксцентриком, и я унаследовал его прислугу и его долги.

– Понятно, – сказала Виктория, хотя ничего не поняла. – Уверена, вы находите жизнь здесь праздничной.

Она попробовала поданное ей консоме. Оно оказалось слабым, но довольно вкусным, и Виктория приступила к еде.

Рейберн стиснул зубы.

– Я останусь в этой заплесневелой груде камня ровно столько, сколько понадобится, чтобы обновить Дауджер-Хаус. Я бы с удовольствием оставил его догнивать, но семейный долг велит мне сделать это дом вновь пригодным для жилья.

Виктория удивленно подняла глаза. Мысль о том, что Рейберну дом не нравится так же, как и ей, сделала его не таким пугающе отчужденным. Но следующие его слова уничтожили это впечатление.

– Вот почему мне нужно получить деньги от вашего брата.

Он смеялся над ней. Виктория видела это по тому, как был поднят уголок его рта, по блеску его бездонных глаз. Она решила не поддаваться на приманку, а вместо этого указала на изъян в его претензиях.

– Поскольку вы знаете, что мой брат в течение многих лет не будет иметь средств даже на то, чтобы выплачивать вам проценты, вы не можете до того времени на что-либо рассчитывать.

Рейберн хмыкнул, и она была уверена, что он вполне сознает чувственные обертоны, с которыми издал этот звук.

– А ему и не нужно будет выплачивать, если у вас есть что сказать по этому поводу, дорогая.

Она почувствовала, что краснеет, и рассердилась на себя.

– Вот именно, – бросила она и молча доела суп. Она не могла не чувствовать близости герцога, того, как он смотрит на нее, как наклоняется в ее сторону. Странно, что ему хочется покинуть этот дом, где ему самое место.

Служанка принесла жаркое и еще какое-то овощное блюдо. Нарезав мясо, слуга молча поставил перед Викторией тарелку – порция оказалась весьма внушительной.

– Это конец трапезы, – пояснил Рейберн, глядя на нее с выражением насмешливой снисходительности. – Еда у нас простая.

– Понятно, – многозначительно произнесла Виктория.

Луноликая служанка присела в реверансе, и Рейберн жестом велел удалиться ей и слуге.

Воцарилось тягостное молчание, нарушаемое лишь потрескиванием огня в камине. Герцог снова всмотрелся в лицо Виктории этим своим особенным взглядом, хотя она не могла понять, что же он хочет увидеть. Наконец, просто от неловкости, она попыталась завести разговор в более дружелюбном тоне:

– Скажите, ваша светлость, какова история этого дома? Он кажется одного возраста с завоеванием.

– Он старше, хотя от тех времен здесь ничего не осталось. Спросите у Фейна, если вам действительно хочется это знать. – Рейберн посмотрел на нее, задержав на весу вилку с мясом. – Я бы предпочел поговорить о вещах поинтересней. – Он откусил кусочек мяса. – Например, о вас.

Виктория заморгала, застигнутая врасплох.

– Уверяю вас, ваша светлость, во мне нет ничего интересного.

Он махнул вилкой, прежде чем снова откусить кусочек.

– Вы хотите, чтобы все поверили именно в это?

– Что вы имеете в виду? – чопорно спросила она. Не следовало поощрять его, но ей стало любопытно. Интересно, что он о ней знает, точнее, что думает, будто знает? Разумеется, он не может знать эту ее безумную черту характера, дикость, которую она скрывала так тщательно, что даже члены ее семьи не подозревали о ее существовании. Некоторое время он задумчиво жевал, потом проглотил, не сводя с нее глаз.