Искушение ночи - [42]

Виктория отбросила эту мысль сразу же, как только она пришла ей в голову. Пусть в их намерениях не было ничего большего, кроме безвкусной купли-продажи, когда она приняла предложение герцога, но начиная с их первой совместной трапезы она чувствовала некую связь, которую нельзя просто взять и отбросить, как обман и похоть.

И она чувствовала эту связь теперь. Когда Рейберн снова открыл глаза, она поняла, что мгновение его слабости – или обыкновенной человечности? – не убило ее желания. Проявленное им несовершенство словно наложилось еще одним слоем перламутра на его образ, созданный в сокровенном уголке ее души.

– Я останусь здесь, пока огонь не догорит, – сказал он. – Кажется, мне лучше быть здесь. Если хотите, я распоряжусь, чтобы вас проводили в замок, или идите одна.

– Я бы предпочла остаться с вами. Он поморщился:

– Спектакль закончен. Вам незачем здесь оставаться. И если на то пошло, незачем было приезжать.

– Мне захотелось. А теперь я хочу остаться.

– Поступайте как знаете.

Он наклонился, чтобы видеть через открытую дверцу горящую кузницу. Огонь уже пошел на убыль, но жители все еще ходили взад-вперед от помпы с ведрами воды, выливая ее на землю так, чтобы образовалось широкое мокрое кольцо вокруг кузницы. Свет осеннего солнца лился жидким медом, и завитки огня казались чернее на фоне блестящей синевы неба, а каждая складка одежды была обрисована резкой тенью и ярким светом. Было что-то завораживающее в пляске огня и непрерывном хороводе мужчин и женщин среди этой бледной яркости.

Но Рейберн не казался зачарованным. На его лице вновь отразились разочарование и тревога. Виктория понимала, что он хочет быть там, таскать ведра вместе со своими арендаторами, но он даже не попытался выйти из кареты. Что его останавливало? Миссис Пибоди говорила о какой-то болезни... Виктория слышала, что альбиносы не могут видеть яркий свет, но ведь Рейберн – не альбинос. Вероятно, что-то похожее. Если свет может повредить его глазам, ослепить его, он при всем желании не решится выйти.

– Кузнец – дядя Энни. – Рейберн неожиданно нарушил ход ее мыслей.

– Это тот, кто сначала утешал ее?

– Да. Мужчины из их семьи были здесь кузнецами с незапамятных времен. Кузница горит раз в сто лет или около того, но ее каждый раз строят заново. – Он изменил позу, чтобы взглянуть на Викторию. – Том Драйвер поговаривал о переезде в Лидс. Его сын уже там, а в таком маленьком поселении немного найдется работы для кузнеца. Он теперь делает только подковы да кое-что ремонтирует, а предпочитает изящную работу, которой научился у своего отца. Не знаю, сможет ли он делать что-либо, кроме подков, даже в Лидсе, но работы у него там будет гораздо больше.

– Значит, ваш кузнец последует за ткачами? – спросила Виктория, вспомнив их разговор прошлым вечером.

– Вероятно. – Он снова посмотрел на кузницу. Лицо у него было непроницаемо. – В молодости я мечтал о том, что буду делать, став герцогом. Я буду честным, справедливым, щедрым, и арендаторы будут меня любить. Я буду как король в волшебной сказке, а поскольку буду таким хорошим, мои поля будут приносить двойной урожай и все мои овцы будут ягниться двойнями.

Виктория усмехнулась:

– А я в детстве вообразила, будто у герцогини Виндзорской есть маленький мальчик, которого она прячет, на несколько лет старше нашей будущей королевы, и он, когда взойдет на трон, женится на мне.

– Вы не разменивались на мелочи в своих мечтах.

– Равно как и вы, когда вообразили, будто одна пара рук, пусть даже очень решительных, может остановить течение времени.

Внезапный треск разорвал воздух, и Виктория, вздрогнув, выглянула наружу. Крыша кузницы рушилась, искры взлетали вверх. Люди с криками отбегали в сторону. Медленно, величественно стена, ближайшая к находившемуся под угрозой коттеджу, рухнула внутрь, и огонь взметнулся еще выше.

Герцог вздохнул. Напряжение исчезло с его лица, и Виктория поняла, что если бы стена упала наружу, огонь перекинулся бы на коттедж.

– Эндрю! – крикнул Байрон. Мгновение спустя появился лакей, вспыхнувшая Энни пряталась за его спину. – Пора ехать. Но сначала скажите Тому Драйверу, что я построю для него кузницу, если он решит остаться.

– Хорошо, ваша светлость. – С этими словами Эндрю захлопнул дверцу, и они снова оказались в темноте. В темноте. Не успев оробеть и не дожидаясь, что ее опять прервут, Виктория задала вопрос, который занимал ее с тех пор, как она сюда приехала:

– Почему вы прячетесь от света?

Рейберн замер, и она ощутила, что он напрягся. Карета тронулась.

– Считайте это претенциозностью.

Виктория поняла, что тема закрыта и он не собирается отвечать на вопросы.

Сердце ее упало, Виктория откинулась на сиденье и всю дорогу молчала.

– Почему вы спросили об Энни? – поинтересовался Байрон.

Виктория стояла наискосок от него у двери в «комнату единорога». Она держалась отчужденно и холодно после своего злосчастного вопроса в карете, а ему не хотелось отпускать ее в таком настроении. Байрон решил проводить ее в комнату, и Виктория не возражала.

– Считайте это претенциозностью.

Его слова рикошетом вернулись к нему. Тень пробежала по лицу Байрона, и Виктория пришла в замешательство.