Искушение ночи - [40]

– Вы сами нашли бы ее через четверть часа, – возразила Виктория.

– Но к тому времени настроение у меня было бы непоправимо испорчено.

Виктория усмехнулась:

– В таком случае мне следует поблагодарить вас за то, что вы разрешили мне помочь, потому что именно я пострадала бы от вашего дурного настроения.

– В таком случае беру назад свою благодарность. – Он раскрыл том и поморщился при виде выцветших страниц. Даты – те, что нужно; это должно быть где-то здесь. – Остается лишь разобраться в записях и найти ту, которую я ищу.

– Значит, никаких проблем? Он вздохнул:

– В пору юности я думал, что быть герцогом – прекрасно и увлекательно.

– У всех есть иллюзии. – Виктория пожала плечами.

Байрон покачал головой:

– Ну вот, опять вы за свое – как только я начинаю убеждаться, что тружусь сверх всяких сил, вы указываете мне на универсальность человеческих условий и заставляете чувствовать себя ребенком. Почему я позволяю так обращаться с собой?

– Потому что втайне вам это нравится, – тут же нашлась Виктория. – Потому что никто больше не смеет так разговаривать с вами. Не волнуйтесь; новизна пропадет, и вы будете рады отправить меня восвояси, когда эта неделя пройдет.

Байрон ощутил укол, похожий на боль. Как будто он знал Викторию уже целую вечность, и три дня, что они провели вместе, затмили остальные менее значительные годы его жизни, а четыре предстоящих казались такими же короткими, как один-единственный вдох. Он нахмурился, обеспокоенный страхом, который ощутил при мысли об этом. С Викторией интересно общаться, но она такая же женщина, как и все остальные.

Что вызвало у него тревогу? Уж конечно, не их ночные игры. Он спал с лучшими шлюхами в христианском мире и, как бы ни была хороша Виктория в постели, мог со всей объективностью заявить, что она не обладает и половиной качеств большинства из них.

Он ни разу не видел ее поющей, играющей, декламирующей стихи или рисующей. Понятия не имел, знает ли она французский и насколько образована. Нет, она не воспользовалась ни одним из типично женских талантов, чтобы пленить его. И не выказала ни малейшего желания сделать это.

И все же она пленила его. Потому что не пыталась соблазнить при помощи искусственного флирта или произвести на него впечатление множеством своих талантов. Она была соблазнительна изнутри, и сама ее личность была так же интересна, как самые блестящие знания.

Виктория была личность. Это восхищало герцога, но не могло не тревожить. Женщины всегда служили ему развлечением и удовольствием, однако превыше всего для Байрона были дела.

Но вот он дружелюбно болтает с Викторией о своей работе и принимает ее помощь, вместо того чтобы отослать ее к себе, погладив по головке и пообещав заняться ею позже, и это представляется ему естественным.

Байрон осознал, что уже целую минуту не сводит глаз с Виктории, а она хмурится в ответ, едва заметная морщинка пролегла у нее между бровями. Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от дурного предчувствия.

– Мне только что пришло в голову, что вы великолепно выглядите сегодня.

Озабоченность на ее лице сменилась сухой улыбкой.

– Если это пришло вам в голову только что, значит, я выгляжу отнюдь не великолепно.

Байрон выгнул бровь и, успокоившись, снова вошел в безопасную роль соблазнителя.

– Ваш шарм заключается в легком намеке, а не в явной чувственности. Нужен острый ум, чтобы понять, как сильно это волнует.

– А если этого не понять? – В голосе ее звучала насмешка, и он ответил ей в тон:

– Ничего хорошего ждать не приходится. Того, кто не поймет, замучают мрачные мысли, и вы будете преследовать его даже во сне. – Байрон шагнул к Виктории и поймал ее в ловушку, опершись руками о полки по обеим сторонам от нее.

Виктория хотела откинуться назад, но не стала – нижний край лестницы приподнял подол ее платья. Тогда она наклонила голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Значит, вам повезло, вы настолько хитроумны, что не дали соблазнить себя.

– Очень повезло, – согласился он, приближаясь к ней маленькими шажками, так что Виктории ничего не оставалось, как отклониться назад. К тому времени, когда он оказался совсем рядом, задняя часть ее кринолина, прижатая к лестнице, опустилась, а передняя поднялась, доходя ей почти до плеч, так что руки ее оказались в ловушке позади этого широкого круга. Виктория не протестовала, лишь молча смотрела на него. Несмотря на поднятые обручи и корсет, Байрон видел, как участилось ее дыхание, и тело его встрепенулось в ответ.

Он провел пальцем тонкую, изящную линию от ее лба до кончика носа и не отнимал пальца. Виктория попыталась протянуть руку, но мешал кринолин.

– Дурацкое устройство, – произнес Байрон, – но и от него есть польза, как я вижу.

Она подняла голову.

– Вам нравится видеть меня беспомощной?

– Несомненно. – Его рука скользнула на ее затылок и обхватила мягкие локоны. Виктория закрыла глаза и раскрыла в ожидании губы. Дивная темная теплота наполнила его, плотская и успокаивающая в своей узнаваемости. Но даже когда он наклонил голову, чтобы накрыть ее ждущий рот, что-то внутри у него взбунтовалось.

– Ах, ваша светлость, в жизни не видала ничего ужаснее! Вот уж не думала, что доживу до такого времени, когда Рейберн-Корт превратится в... Ах!