Искушение ночи - [19]

Но Виктории в столовой не было. Поспешно вошла миссис Пибоди с выражением важности на пухлом лице, и Байрон понял, что хороших новостей ждать не приходится.

– Да? – поторопил он домоправительницу, усаживаясь на свое место, в то время как она встала у его стула. Молчание миссис Пибоди было весьма красноречивым.

Она откашлялась.

– Ваша светлость, мне страх как не хочется вам надоедать. Я знаю, как вы заняты, со всеми этими записями, счетами и новшествами, ну и все такое. Да если бы речь шла только обо мне, я бы ни словечка не сказала. Уж я-то никогда не болтаю лишнего...

– Да, миссис Пибоди, – прервал ее Байрон, зная, что она в состоянии продолжать в том же духе минут пять. – Ваша скромность и осмотрительность – пример для всех нас.

– Это я о миледи, – взволнованно произнесла домоправительница. – Даже не знаю, как вам сказать. Я хотела велеть кухарке заняться обедом, но знаю, вы очень разборчивы насчет того, когда его подавать, и тогда я подумала: Сенга, девочка, сходи-ка ты к герцогу и скажи ему, пусть он решает. Вот так я и сделала.

Байрон напомнил себе, что оборвать ее – все равно что побить спаниеля за то, что он скулит, – это было бы непростительной грубостью и испортило бы все дело.

– Это я понимаю, миссис Пибоди, но теперь нужно решить, что именно вы хотите мне сказать.

– Так ведь за этим я и пришла, ваша светлость. Миледи не придет к обеду, она все еще одевается. Ну вот поэтому я и выбранила Энни как следует за ее медлительность, но с этим ничего не поделаешь.

– Понятно, – хмуро сказал Байрон. Он решил, что леди Виктория – тип рациональный, что она не из тех, кто станет полдня крутиться перед зеркалом. Она, наверное, делает это назло ему. Байрон подумал было о том, чтобы отложить немного обед, но однажды он уже ел остывшую стряпню, и повторять этот эксперимент ему больше не хотелось. В конце концов ради леди Виктории не стоит причинять самому себе неудобства.

– В таком случае пошлите ей наверх поднос с едой и скажите, что я приду к ней, как только отобедаю.

– Ах, ваша светлость, неужто вы думаете, что это разумно? Я хочу сказать, она ведь леди, и войти в ее комнату, когда она в безделье, – миссис Пибоди хотела сказать «дезабилье», – это даже неприлично.

Заметив выражение лица Байрона, миссис Пибоди не стала продолжать, лишь сказала:

– Тогда я пойду к ней.

Она торопливо вышла, пройдя мимо кухонной служанки, которая присела в реверансе, после чего поставила перед Байроном горячий пирог с мясом и последовала за миссис Пибоди. Байрон вооружился вилкой. Учитывая медлительность миссис Пибоди, еда леди почти совсем остынет, пока окажется у нее в комнате. При мысли об этом Байрон ощутил некоторое злорадство. Вообще-то ему следовало по крайней мере сообщить ей о своих планах относительно ее туалетов, но теперь поздно об этом сожалеть. Она понимала, во что дала себя втянуть. Неделя в его обществе, неделя в его власти – если он ей не нравится, ее ничто не удерживает в Рейберн-Корте.

С этой мыслью он отправил в рот добрый кусок мясного пирога и откинулся на стуле. Уже скоро он снова увидит леди Викторию.

Байрон небрежно постучал в дверь Тиковой гостиной, потом открыл ее, не дожидаясь ответа.

Леди Виктория была одна. Она сидела, примостившись, на краешке огромного сундука елизаветинской эпохи, неловко держа на коленях поднос. Шелк цвета лаванды, который он выбрал для ее утреннего платья, очень шел ей, он увидел это сразу же; цвет ткани гармонировал с ее волосами и придавал ее светлым глазам ясную глубину, которую обычно приглушал черный цвет. С волосами тоже произошла перемена. Он с удивлением и удовольствием увидел модные локоны, дугой охватывающие ее лицо, а на затылке волосы были свернуты изящным пучком. Но когда она повернулась к нему, он оторопел.

Ее щеки и губы были густо накрашены, ресницы и брови начернены сверх всякой меры.

– Ваша светлость, – медленно проговорила Виктория, – я не ждала вас так рано.

Он подошел к окну, задернул тяжелые занавеси, повернулся и, скрестив руки на груди, сердито посмотрел на нее.

– Разумеется, вы не ждали, миледи, – произнес он тоном, который, как он знал, говорит о совершенно противоположном.

– Ах, а я надеялась, что сойду вниз и пообедаю с вами, но боюсь, Энни еще не закончила меня одевать. – Она махнула рукой, указывая на юбку. – Вы же знаете, как это важно для леди – предстать во всей красе.

– Смойте это, – спокойно произнес он.

Она широко открыла глаза с наигранным удивлением:

– Ваша светлость?

– Смойте это, – повторил он. – Сию же минуту. Или я сделаю это сам.

Она хихикнула.

– Ах, ваша светлость, а я-то думала, вы оцените мои старания. Разве не вы послали в Лидс за бельем, которое скорее подходит портовой девке, чем благородной леди?..

Байрон нахмурился, в нем нарастало дурное предчувствие.

– Что вы хотите сказать?

Глаза ее сузились, улыбка исчезла.

– Вот это! – бросила она, приподняв подол юбки, где чулок выглядывал из ее крепкого башмака.

Сказать, что чулок был красного цвета, значит, не сказать ничего. Чулок был алый, пламенный, даже пунцовый. Байрон перевел взгляд с ее лица – белой маски ярости под смешным гримом – на лодыжку в вызывающем чулке.