Искушение Кассандры - [36]

— Эта мастерская художника Сафронова?

— Да. Ильич у аппарата.

— Следователь по особо важным делам Тарас Александрович Карасев.

— Очень приятно, Тарас Александрович. Чем могу быть полезен?

— Дело десятилетней давности, — бодро начал Тарас. — Возможно, вы о нем не забыли. Помните ли вы некоего электромонтера ГТС Александра Локридского…

— Этого козла я буду помнить всю жизнь. Кого он еще наколол?

— Ну как вам сказать… Это не совсем телефонный разговор. Что, если я к вам сейчас подъеду?

— Подъезжайте!

Записав адрес, Карасев сразу же отправился в путь, тем более что мастерская художника была в двух шагах от конторы. Через пятнадцать минут он уже звонил в мастерскую Сафронова, которая располагалась на последнем этаже шестнадцатиэтажной «монолитки».

Дверь открыл огромный плечистый мужчина в клетчатой рубашке, с седой окладистой бородой. Голова его была абсолютно белой, хотя на вид ему было не более сорока.

Он пожал следователю руку и пригласил в мастерскую. Там, среди картин и скульптур, художник усадил Карасева за письменный стол и налил ему чаю.

— Таких типов, как Локридский, надо убивать не раздумывая, — произнес мрачно художник, шумно дуя в чашку. — Жалею, что не убил. Ведь он мне денег так и не вернул. Наконец-то им заинтересовалась милиция, — сощурил глаза Сафронов. — А то ведь не интересовалась…

— Давайте по порядку, — деликатно улыбнулся Тарас. — Как вы познакомились с Локридским?

— Один козел познакомил меня с ним, — шумно вздохнул художник, отхлебнув из чашки. — Убить его мало, этого козла… Он инженер ГТС, начальник цеха развития. Они все из одной шайки. А с тем начальником я познакомился, когда у них на телефонной станции оформлял актовый зал. Так вот, еду я как-то в трамвае, а у меня в Москве как раз вышел альбом с моими репродукциями, держу я, словом, эти репродукции в руках, и входит этот самый начальник, не помню, как его фамилия. Ну, привет, как дела, то да се, слово за слово. Начинаю я жаловаться без всякой задней мысли, что уже больше двадцати лет стою в очереди на телефон и все где-то в хвосте болтаюсь. Вот тогда он мне и дал телефон своего кореша Локридского — мол, обратись к нему, может, у него есть номера. На следующий день звоню я по тому номеру Локридскому: говорю, так, мол, и сяк, дали мне ваш номер, по поводу установки телефона. Он отвечает: номер есть, могу установить хоть сегодня. Пятьсот баксов. Я и не думал, что он ведет речь о левом телефоне. Обрадовался. Сказал, приходите и устанавливайте. Приходит ко мне этот замухрышка дистрофического вида, устанавливает телефон. Говорит, пользоваться — пользуйтесь, но он на чужую фамилию. И платить будете по расчетной книжке на эту чужую фамилию. Если позвонят с ГТС, спросят фамилию, имя, говорите, что ошиблись номером и второй раз трубку не берите. Я, конечно, засомневался, чтобы вот за это подпольное новшество отвалить пятьсот баксов, но электромонтер меня заверил, что это временно. Потом он этот номер оформит на меня. Я поверил. Дал пятьсот баксов. Телефон у меня проработал три дня, а потом умолк. Я месяц разыскивал Локридского. Ни на работе его не мог найти, ни дома. Потом этот наглец явился, сказал, что этот номер, который он мне поставил, баба продавать раздумала и он мне якобы поставит другой. Тогда я сказал: «Знаешь друг, а пошел бы ты… Возвращай мои деньги, и чтоб я тебя больше не видел». А он говорит: «А денег уже нет. Я их отдал бабе, которая продала номер». Я говорю: «Меня не колышет! Забери, и чтоб завтра деньги были». Он ушел и так с обидой хлопнул дверью. Проходит день, другой, третий — его нет. Думаю, пора разыскивать. Узнал я его адрес, пришел к нему домой: а он мне: «Деньги баба не вернула. Она их потратила. Вот ее адрес — разбирайтесь с ней сами». Я: «Ах, ты козел!» А он: «Сами виноваты! Я вам предлагал номер, а вы отказались».

На этих словах художник остановился, чтобы успокоиться и отдышаться. От внимания следователя не ускользнуло, что проделанная с живописцем афера до сих вызывает в нем бешенство.

— Ну а дальше, делать нечего, — продолжил Федор Ильич, — пошел я к этой бабе, которая продала номер. Как взглянул на нее, так сразу все и понял: пьянь гидролизная. От такой ничего не добьешься. Я опять наехал на Локридского. Полный нуль. Нет денег, и все! Тогда я пошел на ГТС, к его начальнику. Все рассказал, как есть. Его с работы выгнали, а мне что от этого? Все равно я остался без денег. Злость во мне так кипела, что не знаю, как я его тогда не убил. Уже мне не столько деньги были важны, сколько хотелось наказать его по-настоящему. Пытался я подать на него в суд — заявление не берут. Нет расписки. Пытался подать на него в милицию тоже не берут. Сам виноват. Вне закона подпольный телефон устанавливал. К тому же расплачивался валютой, что тоже незаконно. Пытался навести на него бандитов — не взялись. Сумма маленькая. Какой-то идиотизм! Вот он, жулик! Все это знают, признают и ничего не могут сделать. Убивать, убивать и убивать! — сделал вывод художник, раскрасневшись от негодования.

Тарас улыбнулся и подумал, что такой эмоциональный тип мог в порыве гнева уделать мерзавца ключом. Вслух же произнес: