Искушение Кассандры - [2]

Катя вскочила, разбудила подругу, рассказала, чту ей только что привиделось, и они бросились на кухню греть воду. Нагрев ее до температуры семьдесят градусов, девчонки окунули Стрелку с головой, а затем дали теплого молока. Наутро Стрелка ожила. К вечеру она уже самостоятельно спустилась по лестнице. А на следующий день они отправились с собакой в ветлечебницу. Ветеринары долго качали головами и почесывали затылки. «А ведь точно, бактерии собачьей чумы погибают при температуре семьдесят градусов. И молоко тоже вредит бактериям».

Закончив рассказ, Катя сделалась пунцовой. Она запнулась только единственный раз, и то в том месте, где описывала блондина, потому что он как две капли воды был похож на Астерина. Историк смотрел умными глазами и, казалось, знал о ней все, даже то, чего она сама о себе не знала.

— Да ты сама Кассандра, — произнес он мягко и взял ее руку.

Когда Астерин коснулся губами ее пальчиков, сердце у нее замерло. Потом Катя сама не помнила, как оказалась у него дома. Это было похоже на сон: танец под тихую музыку в ресторане, затем еще один бокал шампанского, какие-то ступени в коврах, ухмыляющийся швейцар, такси и наконец полутемная прихожая его квартиры.

Девушка начала приходить в себя только после того, как он опустился на колени и принялся расстегивать ее босоножки. Тогда-то она предприняла робкую попытку высвободиться из его рук. Он чутко уловил ее движение и поднял голову. Глаза его были слегка затуманены. Историк нежно поцеловал ее коленку, и она проснулась окончательно.

— Что вы делаете, Александр Федорович? Прекратите! Мне пора домой.

— Разве у тебя есть здесь дом? — улыбнулся он.

— Мне нужно в общежитие! Его сейчас закроют.

— Его уже закрыли! — интеллигентно вздохнул он. — Оставайся у меня! Даю слово, что не буду больше к тебе приставать.

— Нет-нет! Извините! Я не могу!

Она подцепила ногой босоножку и выбежала из уютной квартиры в темный вонючий подъезд, легко сбежала с третьего этажа и оказалась на улице. Вокруг ни души. В радиусе километра ни единого фонаря. Ну и глухомань! Теперь надо выбираться из этого района. Только как?

Нельзя сказать, что Катя была против того, чтобы мужчины целовали ей колени. Просто она к этому не готова. Ей еще так мало лет. Наконец, она об этом еще не думала.

Она направилась в сторону трамвайной линии, но сбилась с пути. Прислушалась. Не слышно ни трамваев, ни машин. Кругом одни девятиэтажки с черными окнами, и больше ничего. Как здесь люди живут?

И вдруг сзади она четко уловила зловещий звериный шорох. Девушка оглянулась и увидела чью-то метнувшуюся тень. Катя испугалась и рванула вперед. Она бежала долго, спотыкаясь в темноте о какие-то кирпичи, лавочки, клумбы, детские песочницы. Она бежала и чувствовала, что кто-то невидимый бежит за ней следом и не только не отстает ни на шаг, но даже испытывает наслаждение от ее ужаса. Катя дважды падала в траву, но, молниеносно вскакивала и продолжала бежать. От страха хотелось выть, но — бесполезно, вокруг ни души.

И вдруг она увидела свет и побежала так быстро, как только смогла. Это горел фонарь во дворе какой-то маленькой церквушки. Девушка увидела ворота и облегченно вздохнула. Но радость была преждевременной. Ворота оказались запертыми на цепь. Не раздумывая, бедняжка перемахнула через шершавый частокол, сильно ободрав руки, и побежала к храму. В ту же минуту она с ужасом услышала сзади деревянный скрип: преследователь тоже лез через забор. Катя подбежала к храму, взлетела на паперть и принялась с визгом молотить по дверям, чувствуя, как это зловещее нечто приближается к ней. И в ту самую секунду, когда она уже хотела оглянуться, чья-то сильная рука заткнула ей рот и пригнула голову к крыльцу. Последнее, что она увидела, это серые кирзовые ботинки со сбитыми носами и ржавыми клепками по бокам, вокруг которых были выцарапаны дурацкие лепестки ромашек…

Очнулась она от холода. Вокруг было темно и тихо. И по-прежнему ни души. Девушка лежала на паперти вниз лицом с задранным платьем. Рядом валялись трусики. Ноги были липкими от крови. Катя поднялась, с трудом перелезла через забор, вышла на дорогу и увидела милицейский «уазик»…

Милиционеры все поняли без слов. Посадили в машину и привезли в участок. Там ей дали телефон. Она набрала тверской телефон родителей и, клацая зубами, произнесла:

— М-мама! З-забери м-меня о-отсюда…

2

Ровно десять лет спустя утром четвертого октября старший научный сотрудник художественного музея Зоя Михайлова спешила на работу. В тот день она решила прийти пораньше, чтобы завершить опись экспонатов музейного фонда. Накануне поработать не дали: сначала отвлекли телевизионщики, приехавшие снимать выставку восковых фигур, затем — директриса, приказавшая написать аннотацию к гжельскому фарфору, потом неожиданно явились слесари для продувки батарей, и, кроме Зои Павловны, некому было проследить за ними в подвале.

Слесари возились с обеда и до восьми вечера, при этом опустошив две бутылки портвейна и истоптав резиновыми сапожищами все ковры хранилища, но так и не закончили работу. Они ушли, слегка покачиваясь, бросив в коридоре грязный чемодан с инструментами, масляный моток проволоки и разводной ключ величиной с лом и пообещав прийти на следующее утро — продолжить подготовку к отопительному сезону. Поэтому Зоя Павловна решила завершить свою опись до начала рабочего дня, пока голова свежая, никто не отвлекает и есть возможность немного сосредоточиться.