Искушение богини - [169]

Голос Хапусенеба остался спокойным, хотя во рту у него пересохло.

– Ты уже знаешь, что я скажу, царевич. Я служу Египту, воплощенному в фараоне.

– Ты увиливаешь от прямого ответа, а я устал, поэтому спрошу тебя совсем просто. Ты будешь служить мне как верховный жрец или предпочтешь и дальше связывать свою судьбу с фараоном, который никогда не был фараоном?

– Я служу фараону, – упрямо ответил Хапусенеб, – а фараон – это Хатшепсу. Поэтому я буду продолжать служить ей до тех пор, пока она жива.

– Я предлагаю тебе не просто свободу. Я даю тебе возможность остаться в храме и при дворе тем, кем ты был все время, – доверенным лицом и советником фараона. Ты нужен мне, Хапусенеб.

Хапусенеб слабо улыбнулся:

– Я не могу оставить ее, пока она правит Египтом.

– А потом?

Их взгляды встретились, и Хапусенеб напряг всю свою волю, чтобы противостоять всепобеждающему притяжению воли Тутмоса.

– Я принадлежу ей. Я не могу сказать яснее.

Хмурясь, Тутмос сделал к нему шаг:

– Полно, Хапусенеб. Ты ведь не низкорожденный выскочка, как Сенмут. Ты хорошего древнего рода. Встань на мою сторону – и будешь жить, не зная горя.

Хапусенеб выразительно потряс головой, его руки под шерстяным плащом дрожали.

– Я не предам ту, которая осыпала меня своими щедротами и благодеяниями с самых дней нашей юности, проведенной вместе, даже если это будет стоить мне жизни. Она – фараон, царевич, и была им с тех самых пор, как ее отец поднялся к Ра. Если предательство свершится, ищи предателя среди своих.

Тутмос мигнул и отступил назад, от раздражения у него задергалась щека. *

– Ты глупец. Спрашиваю тебя еще один раз, последний. Если ты не согласен служить мне, согласишься ли отправиться в изгнание и никогда больше не переступать границ Египта?

– Я не побегу. Я не оставлю ее одну, без защиты. Я лучше умру.

Серые глаза дрогнули и опустились. Хапусенеб сел. Ноги отказывались его держать.

Тутмос насмешливо ухмыльнулся и быстро зашагал к выходу. Услышав его шаги, солдаты распахнули дверь и приготовились в ожидании команды.

– До этого еще может дойти, – сказал Тутмос громко. – Да, может. Поразмысли над своими словами. И если до утра передумаешь, дай мне знать.

Его ладонь застыла на ручке двери. Хапусенеб ответил юноше мягким взглядом.

– Мне жаль, царевич, но мой разум не флюгер, чтобы вертеться на ветру всякого ветра, дурного или доброго. Я никогда не передумаю.

– Ну и умирай! – взорвался Тутмос, и дверь с грохотом захлопнулась за ним.

Хапусенеб тяжело поднялся и пошел разжигать жаровню. Жреца трясло, ему было очень холодно. Едва он успел подбросить свежих углей на уже тлеющие головешки, как дверь в его покой снова распахнулась и внутрь шагнул Нехези с ножом в руке. Четверо телохранителей его величества вбежали за ним и рассыпались по комнате, обшаривая глазами углы. Хапусенеб боязливо улыбнулся и протянул дрожащие руки к разгорающемуся пламени.

– Спасибо, что пришел, Нехези.

– Я не терял времени.

Нехези спрятал нож в ножны и подошел к Хапусенебу. По его кивку телохранители удалились.

– Боялся, что застану тебя раненым или мертвым. Я видел Тутмоса и его приспешников, они шли через двор, вооруженные до зубов.

– Он приходил только поговорить. Мы побеседовали, потом он ушел.

Нехези взглянул на верховного жреца:

– Ты бледен.

По правде говоря, Хапусенеба прошиб пот. Дрожь еще не унялась, но привычная самоуверенность уже начала возвращаться к нему. Он подвел Нехези к столу, где налил вина и жадно выпил.

– Наверное, ты прав. Тутмос готов действовать – думаю, в ближайшие день-два. Он приходил предложить мне безопасность.

Нехези мрачно расхохотался.

– Вот как? Догадываюсь, чего он просил взамен – и что ты ему ответил. А куда подевались твои стражники?

– Их, я полагаю, переманили. Сомневаюсь, что когда-нибудь увижу их снова. Надо немедленно пойти к Сенмуту и предупредить его. Но он, наверное, в царских покоях. – И жрец беспомощно пожал плечами. – Что будем делать?

– Ничего, умрем как мужчины, – безразлично сказал Нехези. – По крайней мере, мы можем сказать, что и жили мы тоже по-мужски. Суд богов нас оправдает. Нас ждет скорый конец, а вот фараона…

Не выпуская бокалов из рук, они обменялись безнадежными взглядами, сердясь, что теперь, под самый конец, оказались беспомощны, как малые дети. Из комнат Хапусенеба они вышли вместе и, снова обнажив кинжалы, настороженно скользнули в ночь, а за ними, напряженно вглядываясь в ночную тьму, последовали телохранители его величества.

Сенмут и Хатшепсут спали, когда Нехези стал просить у Дуваенене объявить об их приходе, но, еще прежде чем глашатай тихонько стукнул в дверь, они уже лежали без сна и вслушивались в напряженный шепот в коридоре. Когда Дуваенене вошел, они были уже на ногах и торопливо заворачивались в просторные ночные одежды.

– Верховный жрец и канцлер просят аудиенции, – с поклоном сказал Дуваенене.

Увидев его лицо, Хатшепсут едва не ударилась в панику. Время настало. И как скоро, как скоро! Она кивнула, Сенмут ободряюще улыбнулся ей.

– Впусти их. И останься с нами, Дуваенене. Думаю, то, что они хотят сообщить, касается также и тебя.

Он распахнул двери, Нехези и Хапусенеб торопливо вошли. Он тихо затворил за ними двери, убедившись сначала, что телохранители его величества никуда не ушли со своих постов, располагавшихся у входа и в обоих концах длинного полутемного коридора.