Искупление Путника - [101]

— Я нашел своему оружию лучшее применение, — усмехнувшись, ответил Аксис. Он запустил руку под плащ и вытащил оттуда голову скрелинга. — Я, как и ты, забочусь о брате и потому приготовил тебе подарок, — и не дав опомниться Борнхелду, Боевой Топор размахнулся и кинул голову духа в сторону окаменевшего от изумления герцога. Однако голова эта, подскочив несколько раз на булыжниках, откатилась под ноги Фарадей и, лязгнув зубами, остановилась, уставившись на нее единственным глазом.

Фарадей вздрогнула, побледнела, отступила на шаг, но, быстро взяв себя в руки, сухо произнесла:

— Благодарю тебя, Боевой Топор, за подарок. Лучшего и придумать нельзя.

Ее слова потонули в восторженном гуле толпы.

— Наша берет, — сказал Веремунд, обратившись к своему компаньону, стоявшему вместе с ним на крепостной стене форта.

— Но до победы над Разрушителем еще далеко, — вздохнул Огден.

Глава сорок четвертая Свидание

Пять дней спустя Аксис вышел из ворот форта и, накинув на голову капюшон непромокаемого плаща, быстрой походкой направился в Горкентаун. Хотя уже давно рассвело, улицы города были почти пустынны. Дул сильный холодный ветер, с неба сыпала колющая крупа, и солдаты, квартировавшие в городе, видно, не спешили похвалиться своей закалкой без крайней необходимости.

Аксис шел, не оглядываясь, погруженный в мрачные мысли, и потому не заметил, что позади него неотступно, на расстоянии двадцати-двадцати пяти шагов друг от друга идут еще трое, и тоже упрятав лица в капюшоны плащей.

Через пятнадцать минут Аксис подошел к воротам обители, в которой еще недавно жили монахи, приверженцы аскетизма и созерцательного образа жизни, стремившиеся к религиозному совершенству. После нападения скрелингов монастырь обезлюдел: большинство монахов погибло, а те двое, кому удалось спастись, перебрались в форт. С одним из них, братом Фрэнсисом, у Аксиса была назначена встреча, на которую монах согласился, несмотря на пережитый им ужас во время бойни в обители.

Аксис пересек двор и подошел к двери, когда-то внушительной и добротной, а теперь сиротливо качавшейся на ветру, держась на одной петле. За дверью оказалась прихожая, сохранившая следы невиданного погрома: скамьи были изломаны в щепы, стол перевернут, а весь пол завален рваной одеждой, пустыми искореженными коробками, битой посудой и другими предметами нехитрого быта приверженцев аскетизма, потерявшими, как и все в помещении, свою первоначальную форму.

Брата Фрэнсиса Аксис нашел на кухне. Поздоровавшись с Аксисом, Фрэнсис развел руками и глухо проговорил:

— В ту страшную ночь многие наши братья встретили смерть на кухне. Они попытались обороняться, но кочерга, ухваты и сковородки не то оружие, которым можно отразить внезапное нападение разъяренных страшилищ с отточенными клыками и когтистыми лапами.

— И все-таки тебе удалось спастись.

Монах потупился, словно почувствовал себя виноватым.

— Благодаря брату Мартину, — неохотно пояснил старец. — Он затащил меня в кладовую и припер дверь изнутри. Да, мы остались живы, но, поверь, чуть не лишились рассудка, слушая, как с плотоядным урчанием поедают наших несчастных братьев. Да убережет тебя Артор от подобного испытания.

Аксис молча кивнул и присоединился к монаху, продолжившему прерванное занятие: собирать с пола разбросанные кастрюли и расставлять их на полке. Наконец Аксис сказал:

— Брат Фрэнсис, ты, наверное, догадываешься о том, зачем я попросил тебя прийти в монастырь.

— Ты хочешь поговорить со мной о принцессе Ривке.

— Она умерла здесь?

Монах вскинул брови, покачал головой.

— Ривка рожала здесь, а умерла в другом месте. То было давно, около тридцати лет назад. Все эти годы мы с братьями держали язык за зубами и никому не рассказывали о том, чему стали невольными очевидцами. Мы все боялись и Карела, прежнего короля, и герцога Сиэрласа, властвовавшего в Ихтаре. Да и после их смерти, распусти мы язык, нам бы не поздоровилось. За прошедшие тридцать лет многие братья перешли в мир иной, а после бойни в обители я остался единственным, кто помнит о последних днях твоей матери. Мартин молод, родился позже, — скрытое рыдание перехватило голос монаха, остановив его речь. Справившись со своим волнением, он продолжил: — Я уже стар, Аксис, и ничего не теряю, а после пережитого ужаса люди мне не страшны. Спрашивай, о чем ты хочешь узнать.

— Тебе лучше и дальше держать язык за зубами. Опасность не миновала. Теперь она исходит от Борнхелда.

— Тогда чего же ты хочешь?

— Покажи мне комнату, где я родился.

— И это все? Ну, что же, пойдем.

Поднявшись по винтовой лестнице, Аксис и его провожатый очутились в начале длинного коридора. Фрэнсис остановился, тяжело отдуваясь.

— Ривку привезли сюда из Сигхолта в конце Волчьего месяца, — сказал монах, отдышавшись. — Привезли в разбитой повозке. Мы прямо диву дались, что для жены герцога Сиэрласа не нашлось лучшего экипажа. Тогда мы еще не знали о сложившихся обстоятельствах. Так вот, принцессу, видно, в дороге порастрясло, потому что еще в пути у нее начались родовые схватки. Как только ее привезли, один из монахов побежал за повивальными бабками, а мне довелось отнести Ривку сюда, наверх, в комнату, обычно отводившуюся гостям. Эта комната в конце коридора.