Искупление - [8]

В годы Нэпа понял вкус торгового бизнеса, да так втянулся в это дело, что выходить уже и не захотелось. Удачлив был невероятно, ни разу не попался, не сел даже когда Нэп прикрыли, а большинство нэпманов пересажали. Опять ускользнул в тень, затаился на время.

Потом официально числился в захудалой заштатной заготовительной конторке, но в другом мире, мире уважаемых людей вес и влияние имел видимо великое. Иногда ему приходилось туго и тогда бежал к братьям прятать нажитое, и вываливались бывало из газетных неопрятных пакетов пахнущих ржавой селедкой тугие пачки фунтов и долларов. Родичи чертыхались, требовали прекратить аферы, зажить спокойно хоть под конец жизни, но припрятывали, помогали дельцу. Родная кровь, куда от нее денешся. Умер Янкель, так и не успев передать никому секрета своих богатств. Единственный сын бежал от этих разговоров словно черт от ладана, другие родичи и слушать не желали. Сгнили, пропали наверное все эти пачки денег да кольца с браслетами, а может достались случайным чужим людям. Только вряд ли принесли кому-то счастье.

* * *

Дед Соломон пошел по инженерной линии. Как ни трудно пришлось, но ещё при царе окончил техническое училище, стал электромехаником. Завел постепенно в Кременчуге своё дело, построил на паях с бельгийцами электростанцию, заводик электротехнических изделий. Редкое для старой России это было дело. Настолько редкое, что не имел дед конкурентов. Прибыль шла хорошая, быстро разбогател, приобрел большой дом в центре города, несколько пароходов. Лично Столыпин на ярмарке в Нижнем Новгороде наградил Соломона за отличную продукцию большими серебрянными часами. Потом началась война, наступили тревожные времена, запахло революцией. Кампаньоны-бельгийцы первыми сообразили что к чему и начали сворачивать дело, предлагали и деду уехать с ними в далекую мирную Бельгию, обещали помочь перевести деньги. Куда там. Дед слыл прогрессивным человеком, ждал и верил в революцию, в очищение, свободу… Остался… Выкупил у кампаньонов их долю… и дождался….

Советы не успели конфисковать у него дома, производства, корабли — сам всё отдал. Оставили его директором бывшего собственного заводика и он полный розовых надежд принялся за работу. Красных вскоре выбили из города петлюровцы, прошел как водится, еврейский погром и деда оставили лежать на берегу Днепра с проломленной головой и выбитыми напрочь зубами. Поленились, не добили, посчитав трупом. Но Соломон выжил, приполз ночью к семье. Петлюровцев вновь сменили красные, а знакомый дантист вставил деду зубы. Предлагал золотые, по-знакомству, но дед благоразумно отказался. Обошелся стальными, простонародными. Красных выгнали белые и контразведка арестовала деда за сотрудничество с красными. Деникинцы были поинтеллигентнее, пообразованнее, били хоть и чаще, но не очень сильно… Во всяком случае до смерти не замучили… вновь сменилась власть и белых прогнали красные. Далеко на этот раз, за море. И надолго.

Красноармейцы освободили деда из подвала деникинской контразведки и сначала всё шло на удивление хорошо. Дантист вновь вставил зубы. Золото, правда, уже не предлагал. Дед руководил своей бывшей фабрикой, рабочие его уважали, жил попрежнему в своём, теперь правда, не собственном доме. Перед отъездом из страны мама показывала мне этот дом, он и сейчас стоит в центре города. Красивый особняк с мраморными колоннами, на первом этаже ювелирный магазин.

Хорошо было недолго, в городе начались обыски, буржуев трясло ЧК, отбирало припрятанное. От ГорЧК утаить золотишко трудно, практически невозможно. Парнишки работали в этой организации всё больше свои, местные. Честные хорошие еврейские мальчики захваченные романтикой революции, с наганами, в кожанных куртках и высоких сапогах.

Жизнь пошла у семейства веселая, днями дед руководил заводиком и электростанцией, а ночи проводил под замком в подвале ЧК. Чекисты уважали деда как человека пострадавшего за советскую власть, но совсем отпустить не решались, не верили, что отдал всё нажитое добро до конца… Били правда не очень сильно, можно сказать совсем небольно по сравнению с петлюровцами. Дед упорно стоял на своём, мол, нет уже ничего, всё отдал. Вот даже зубы не золотые, буржуйские вставил, а простые стальные — советские. Месячишко его всего-то и помурыжили, отпустили. Другим местным буржуям повезло меньше, некоторых бдительные чекисты шлёпнули, остальных сослали в северные далекие края.

Заявился Соломон домой, а жена в обморок. Привыкла уже, что он ночи в подвале проводил и домой приходил только обедать перед отсидкой, вначале и глазам своим не поверила. После того как вновь пришла в себя и убедилась, что муж наконец действительно вернулся ночевать в семью, повела благоверного в подвал и вытащила из под разбитого навестившими семью чекистами бочонка из-под квашеной капусты пару колбасок золотых червонцев. Тут уж в обморок рухнул дед, он то истово верил будто за ним и грошика не числиться, потому так стойко и держался. Прийдя в себя, молча взял те колбаски и зашвырнул ни слова не говоря в Днепр, от греха подальше. К счастью жена ему не всё припрятанное сразу решилась показать. Оставшеся было в своё время снесено в Торгсин и спасло семью от голодной смерти во время сталинских колхозных экспериментов, голодомора.