Искупление - [31]

— Ребята! Кто живой! За винтовки, в цепь! Приготовить гранаты! — Вопил, заклинал, орал и умолял Владик. Как бы в ответ на его приказ-мольбу застучали в наступающих сумерках по подсвеченных заходящим солнцем силуэтам винтовочные выстрелы, рвануло несколько гранатных разрывов.

Бронетранспортеры приостановили свой тяжелый бег, развернулись и ушли вниз, не рискнув ввязываться в ночной бой. Оставшиеся в одиночестве танки не останавливаясь, на скорости проутюжели позиции батарей, давя уже разбитые орудия, разрывая убитых, раненных, живых. Покрутились немного и убрались прочь вслед за транспортерами.

В наступившей темноте оставшиеся в живых курсанты похоронили в орудийных ровиках погибших товарищей, на растеленных шинелях вынесли к хуторку обмотанных бинтами раненных, погрузились на осиротевшие передки и повозки и тронулись в печальный путь отступления. Двигались быстро, места на конной тяге теперь хватало всем, отдохнувшие кони тянули пустые передки легко, без напряжения. Выводил колонну единственный уцелевший после боя кадровый командир, замначальника училища по тылу. Уже на рассвете, под самым Харьковом их остановил заградотряд из милиционеров, рабочих-ополченцев, тюремных охранников и сотрудников НКВД.

Ошалелый, издерганный, опасный в своём страхе майор с васильковыми петлицами чекиста, размахивая пистолетом набросился с бранью на зампотыла, сорвал с запыленной гимнастерки зеленые интендантские петлицы с одинокой шпалой, тыча стволом под ребра, втолкнул головой в придорожние кусты и выпустил в заросший седоватыми волосами затылок всю обойму.

— Так будет с каждым изменником Родины самовольно отступившем с позиций, бросивших товарищей и матчасть, орудия и снаряды. — Визжал истерически, брызгая слюной из щербатого рта майор. — Вы все тоже изменники! Расстреляю!

Не успевшие даже слезть на землю курсанты и обозники с ужасом наблюдали скорую расправу, не понимая в чем виноват интендант, они сами, сделавшие всё возможное, задержавшие, пусть всего на несколько часов врага, потерявшие убитыми товарищей и командиров, разбитыми, негодными ни к чему устаревшие, давно отслужившие срок орудия.

На шоссе раздалось надсадное завывание двигателя и из предрассветного тумана, освещая дорогу узкими полосками затененных фар выкатился связной угловатый броневичок, притормозил у стоящей колонны, прокатился немного по инерции, остановился и выпустил из броневого чрева коренастого человека в габардиновой гимнастерке с полевыми генеральскими звездами на петлицах.

— Что здесь происходит?

— Расстрелял предателя, труса, пораженца, товарищ генерал!

— Неправда! Убил невинного человека! Зампотыла училища! — С передней повозки спрыгнул старик повозочный и подошел к генералу.

Майор резко повернулся на голос, рванул пистолет, нажал курок, но боек металлически щелкнул по пустому патроннику.

Из броневичка выскочили ещё двое, кинулись к майору, заломили руки, выбили оружие.

— Поосторожнее с пистолетом, майор. А вы, товарищ красноармеец, доложите, что произошло.

— Что тут долго говорить, товаришу генерал. Невинную душу загубил кат. Училище задержало немцив на переезде, танк, броневикы спалилы, мотоциклистив, пехоты до роты положилы. Но нас бомбилы, танки давилы. Усэ начальство побило, пушки наши стареньки, ще с тий вийны уси поразбивало. Мы схоронилы людэй и отступылы, бо стояты большэ нэ було сил. Вот зампотылу один застався, нас выводив, а цэй кат ни слова нэ говоря его вбыв. — Объяснил повозочный на местном суржике, смеси украинского языка с русским.

— Я чоловик вже старый, не боюсь правду казаты, могу и смэрть прийнять, а курсанти вони молоды ще. Им жыть трэба.

— Кто уполномочивал Вас майор вершить самосуд?

— Партия! Товарищ Сталин! — Отбарабанил словно заученный насмерть урок, майор.

— Забрать его. Пусть трибунал разбирается.

— Зачем забырат? Трэбунал здес… — Сказал с кавказким акцентом один из прибывших в броневечке, достал из болтающейся на ремне деревянной кобуры длинноствольный маузер, ловко, одним движением развернул словно тряпичную куклу майора и выстрелил в затылок. — Собака. Таварыщэм Сталиным прикрывается… Изменник проклятый.

— Кто старший в колонне училища?

Курсанты молчали, потрясенные увиденным. Казалось, что после боя с немцами им не удивительна смерть людей от пуль, но то что увидали за последние полчаса вывернуло, смешало все понятие о ценности человеческой жизни, о войне, о людях.

Сидящие сзади батарейцы пихнули Владика в спину, и он оказался перед генералом.

— Командир орудия… сержант, замещаю… временно… за убылью командира первой батареи. — Сбиваясь доложил генералу.

— Ладно, сержант, не тушуйся, командуй. Веди училище дальше, на сборный пункт. Там решат, что с вами делать. Как боевая часть вы конечно сейчас… А будущих командиров-артиллеристов по-глупому терять жаль. Их и так не хватает. Уводи людей сержант.

Коротенькая колонна училища двинулась дальше по пустынному шоссе. Прогрохотала колесами по булыжнику утреннего безлюдного города мимо установленного на перекрестке старого английского танка времен интервенции, вытащенного от полной безнадеги из исторического музея. Прошла город насквозь и влившись в колонну оступающих войсковых тылов отошла с ними дальше за Донец. Здесь фронт на время стабилизировался, и уцелевших курсантов отправили железнодорожным эшелоном за Урал, доучиваться.