Искупление - [23]

— То было давно. Теперь всё по-другому, мы могучи и непобедимы, молоды и бестрашны, вооружены сильнейшим в мире оружием — идеями Ленина-Сталина, лучшими танками и самолетами советских конструкторов, стальными штыками дивизий пехоты, линкорами Красного флота. Мы неустрашимы, непобедимы, неуязвимы для врага, и нет на земле силы способной остановить наш благородный порыв — доказывал племяник.

Вздыхал бывший унтер, надеялся, что пронесет, обойдется без войны, пусть еще годик, еще два. Видел наивность молодых, боялся бесшабашной удали, беззаветной храбрости и излишней веры. Вспоминал как в четырнадцатом году под всенародные радостные крики, под бравурные марши духовых оркестров уходили на фронт первые кадровые бравые российские императорские полки. Как дружно шли солдатские цепи За Бога, Царя и Отечество! В бессмысленные атаки повинуясь бездушной воле генералов и железной дисциплине, висли потом на проволоке скошенные чужими пулеметами, оставались навсегда засыпанными в траншеях и блиндажах, разорванными в клочья снарядами, отравленными ядовитыми газами. Где они ныне солдаты четырнадцатого года?

Теплой июньской ночью война пришла в их дом. Первые бомбы упали на заводские районы Харькова, Кременчуга. Не дожидаясь повестки побежали Владик с Юлькой в военкомат. Чего им ждать? Один — почти готовый боевой пилот, другой — без пяти минут военврач. Но военком отправил обоих обратно. Первым определился Юлька. В мединституте студентам старших курсов наскоро прочитали дополнительный курс военно-полевой медицины, поздравили с досрочным окончанием и присвоением званий военврачей. Через пару недель новоиспеченный военврач с двумя защитными кубарями в петлицах необмятой, топорщащейся из под жесткого ремня гимнастерки, перепоясанный портупеей с пустой кабурой, в брезентовых летних сапогах забежал проститься с несчастным, невостребованным Владиком. Расставание друзей вышло коротким — эшелон уходил на фронт.

Юльке повезет. Он выживет и, возвращаясь в очередной раз из госпиталя на фронт, веселый и неунывающий пусть и с покалеченной осколками рукой, встретит молодого военврача Женьку, влюбится и женится в течение одного дня, умыкнет её с эшелона и притащит в свою часть. Они пройдут всю войну рядом и вместе вернутся домой. Юля не займет высоких медицинских постов, но к его кабинету в районной поликлинике будут до глубокой ночи стоять очереди верящих только в него одного больных, не желающих записываться на прием ни к какому другому врачу.

Юля проживет красивую и веселую жизнь исцеляя чужие недуги, а на самом исходе, искренне поверив в Перестройку, вместе с большинством народа останется ждать обещанной конвертируемой валюты и светлого будущего, да так и недождавшись, поняв как подло его обманули, умрет от разрыва сердца в чужом безликом кабинете мелкого бюрократа, потеряв работу, веру, заработанные тяжелым трудом деньги. Это всё случится потом, еще не скоро, через много лет после Победы. А в то лето Юлька первым ушел на войну.

Через пару недель после друга вызвали в военкомат и Владика, но вместо желанной авиации направили учиться на артиллериста в Сумское артучилище. Несостоявшийся пилот попробывал шуметь, доказывать, что совершенно нерационально отправлять практически готового летчика в артучилище, но ничего не помогло. Собрав в мешок нехитрый скарб и харчи на дорогу, будущий артиллерист наскоро попрощался с родителями и отправился к месту назначения. Некогда слезы лить да сопли распускать, всего-то делов — пару месяцев и враг будет разгромлен и побежден.

Откуда мог знать Владик, что летчиков уже через месяц боев оказалось гараздо больше чем самолетов, что сотни устаревших бипланов, новеньких скоростных истребителей, тяжелых бомбандировщиков, грозных штурмовиков, стремительных пикировщиков оказались сожженными на местах стоянок в первые же минуты войны. Не догадались рассредоточить самолеты, запрятать их в капониры уцелевшие после сталинских репрессий лейтенанты, оказавшиеся неожиданно для себя на генеральских и полковничьих должностях. Свято помнили и безоглядно верили приказу Сталина Не поддаваться на провокации!. Боялись своего НКВД больше немцев.

Только военно-морское начальство рискнуло нарушить волю Вождя, и привело флот в повышенное состояние боеготовности, а армейцы… Горели кострами на открытых стоянках, расставленные по ранжиру, самолеты, полыхали невыведенные из ангаров танки, приграничные склады и хранилища. Снова, как в четырнадцатом году армия оказалась без вооружений, запасов, без выбитых чистками командных кадров. Владик, как и тысячи других парней ничего этого не знал и пребывал в наивной уверенности скорого ответного, мощного удара.

Сумское артучилище встретило молодежь опустевшими плацами по которым ветер гонял обрывки газет и некие совершенно гражданские тряпки. Из укрепленных на столбах рупоров громкоговорителей неслись военные бодрые марши. Новоиспеченные курсанты проходили сквозь зев распахнутых настежь зеленых металлических ворот украшенных красными жестяными звездами. Казарменные корпуса оказались безлюдны, ровно как пусты были стоянки тягачей, орудийные парки и конюшни. Училище, сформировав курсантский полк ушло на фронт, освободив место для нового набора. Немногие оставшиеся преподаватели и старшины свехсрочники приняли пополнение, разбили на учебные взводы и батареи, назначили старших.