Искры революции - [28]

— Может быть, в этом, господин урядник?

— Лезь под стог и вытаскивай все.

— Не могу, господин урядник, взорваться могут.

— Лезь, говорю!

— Слушаюсь, господин урядник, только вместе с вами.

Урядник приказал стражнику, и тот полез вслед за Напалковым. С другой стороны стога встретил урядник.

— Ну?

— Нету, господин урядник, видимо, вон в том.

Слазили под другой стог, под третий…

— Ты что, решил издеваться над нами?!

— Никак нет, ваше благородие. Вы приказываете — я лезу.

— Сказывай, где оружие?!

— Это у вас надо спросить, господин урядник, вы привезли меня сюда и заставили искать, я искал…

— Молчать, дурак!

Обманутая полиция рыскала всюду, но оружия не нашла.

ПОД ЗВОН КОЛОКОЛОВ

Ярко светит солнце в Симской долине в июльские дни. Все взрослое население в эту пору в лесу. В поселке остались лишь деды, бабушки и внуки, да чиновники, задержавшиеся в канцеляриях по долгу службы.

Каждый год в июле управляющий горнозаводским округом представлял рабочим по две недели отпуска без содержания. А нынче Умов дал целый месяц.

Вырвались люди из душных, жарких корпусов на лесной простор. Кто с корзиной в руках, кто с топором и пилой, а больше с косами, вилами да граблями на телегах уехали в лес.

Задымили костры, появились шатры, зашумел народ у лесных полянок.

И чуть свет поутру приоткроет луга, все косцы, как один, взмахнут косами. Э-эх! Размахнись, рука! Зажужжи, коса! Поклонись, трава, родной земле! — и засверкают косы, словно молнии, вал за валом лягут подкошенные травы.

Но по лесу вдруг пронеслось:

— Мужики-и! Скорей домой! Война-а! Мобилизация-а! — Это кричали вестовые, прискакавшие на лошадях из поселка. Они разъезжали по покосам, по лесам, собирая народ в Сим.

Вскоре до слуха докатился звук набата. Все стремглав бросились в поселок, полагая, что набат зовет на пожар.

Перепугалась и местная знать, в этот час находившаяся дома.

— Пожар? Что горит? — спрашивали друг друга растерявшиеся обыватели.

— Война, господа, объявлена война с Германией! — кричали осведомленные.

* * *

Чевардин срочно созвал молодежь, вступившую в кружок большевиков.

— Товарищи, двадцатого июля опубликован царский манифест о войне с Германией. Власти нашего поселка согнали всех жителей и объявили им мобилизацию сразу нескольких возрастов. Сегодня из нашей организации забирают моего брата. Завтра пошлют на фронт и вас. Останемся только мы — старики, по возрасту не подходящие для фронта. Вам прикажут убивать людей. А за что? Ради чего? Кому нужна война? Народу? Нет. Народу война не нужна! Я еще не знаю, как отнесется к этой войне наша партия, но убежден, что она не за войну, а против войны. Послезавтра мобилизованных в Симе рабочих отправят в Уфу и оттуда на фронт. Надо составить наказ будущим воинам, пусть они слушают голос только нашей партии. Организуем проводы мобилизованных, товарищи, и передадим им свой наказ! — предложил собравшимся Василий Андреевич.

Собрание твердо решило бороться против войны. В этом духе и составили наказ будущим воинам.

Не дремали и местные власти. Они по-своему организовали проводы. В день отправки затрезвонили колокола. Священник вынес на улицу иконы и направил шествие по Большой улице к часовне, к тому месту, откуда провожали всех рекрутов. Здесь он обратился к «рабам божьим» с проповедью.

А большевики в это время совали наказ в карманы провожаемых. В одной из групп, уходящих на войну, читал этот наказ Чевардин Иван:

«Товарищи, вас мобилизовали на фронт. И когда пойдете в бой, поверните штыки против тех, кто под колокольный звон начал войну!»

Вдруг Иван заметил стражника, идущего к группе.

— Друзья, хотите, я сейчас раздразню вон того царского пса? Как? А вот послушайте.

Иван прокашлялся и громко сказал:

— А я думаю, друзья, что царь-то дурак!

Стражник услышал это и, протиснувшись в круг, спросил:

— Кто сказал, что царь дурак?

Иван ответил:

— Это я сказал, господин полицейский.

— Да как ты смел назвать нашего царя дураком?!

— Простите, господин полицейский, — спокойно ответил Иван, — я же сказал, что дурак германский царь.

Громкий смех заглушил негодующий крик стражника.

— По подво-одам! — приказал земский староста, сопровождавший мобилизованных до Уфы.

Хлынул народ. Мобилизованные и их родственники пошли вслед за подводами до станции Симской.

На сборном пункте в Уфе собралась огромная толпа орущих и плачущих мужчин и женщин, отцов и матерей, мужей и жен. Среди них сновали дородные, нарядные богачи. Эти почтенные отцы, еще вчера звавшие народ отдать свои жизни за веру, царя и отечество, ждали заключения приемной комиссии о непригодности своих чад к военной службе. Они заранее оплатили такое заключение.

А на улицах города «христолюбивая братия» кричала: «Ура! Победу России и славянству! Все на бой за веру, царя и отечество! Мы раздавим Германию!» Духовенство вышло на улицы с иконами и, надрываясь, пело: «Боже, царя храни…» Местная буржуазия несла портреты царской семьи. Газеты трезвонили о единении царя с народом. Они называли изменниками людей, выступивших против войны. Жандармы ловили тех, кто говорил народу правду о войне, и сажали их в тюрьмы.

В Уфе формировались новые необученные и невооруженные войска. На сборном пункте зачисляли почти всех мобилизованных мужчин, кроме тех, за которых комиссия получила немалые суммы. Военные комиссии при формировании частей старались разобщить «неблагонадежных».