Искажение - [41]

Несколько отделений разбрелось по всему Балеху, обыскивая хозяйства – дом за домом, комнату за комнатой. Они заглядывают под кровати, в шкафы, ящики и прочие закоулки в поисках спрятанного оружия и запасов провизии для партизан. Судя по докладам, поступающим по радио лейтенанту Остину, местные жители ведут себя спокойно. Но это может в любой момент измениться.

Я разговариваю с сержантом Голей, который вернулся с обхода расставленных вокруг селения постов, когда раздается автоматная очередь. Капрал Масталик сообщает по радио, что у них проблема с одним из хозяев – тремя хижинами дальше, синяя дверь с облупившейся краской. Голя бросает бутылку с водой Пуричу.

– Маркус, за мной!

– Дафни, возьми командование на себя, – бросаю я и бегу за сержантом, на ходу поправляя слегка покосившийся шлем. Когда мы оказываемся у ограды, я снимаю МСК с предохранителя и чувствую, как по спине стекает струйка пота. В пустыне жарко даже весной. Сглотнув слюну, я внимательно оглядываюсь вокруг.

Во дворе, опираясь о колодец, стоит рослый мужчина в майке на лямках. В руках он держит длинные вилы, направляя их по очереди на наших солдат. Его окружают люди из второго отделения третьего взвода. У мужчины окровавлена голова. В дверях хлева я вижу его жену с ребенком на руках и еще одним, цепляющимся за юбку. Женщина что-то гортанно кричит. Пес на цепи попеременно рычит и лает.

Эрик Масталик орет еще громче, что сейчас к хуям ухерачит всех этих пидорасов. Рядовой Элдон держится за плечо, которое кровоточит намного сильнее, чем голова хозяина. Остальные парни целятся в мужчину, причем Горан Лукас – явно прямо между глаз. Этот сукин сын стреляет не хуже, чем Водяная Блоха.

– Мужику повезло, что тут нет Олега, – замечает сержант.

Олег Элдон, капрал из второго взвода, – старший брат раненого Алана. Мы знаем, что Олег страшно за него беспокоится, и их часто можно видеть вместе в столовой. Он пытался договориться, чтобы его младшего брата назначили к нему в отделение, но не вышло. И теперь я понимаю, что, может, оно и к лучшему.

– В чем дело, капрал? – спрашивает Голя.

– Этому паршивцу не понравилось, что мы открыли какой-то сундук, – докладывает Масталик. – Он начал с нами драться, ударил Кранеца табуреткой и получил прикладом по башке. Потом выскочил в окно, схватил вилы и пырнул Элдона в руку. Я выстрелил в воздух, но этот урод не желает сдаваться.

– Пусть кто-нибудь заберет раненого, – говорит сержант. – И приведите мне сюда переводчика.

Масталик отдает приказ. Рядовой Паттель подхватывает под руку окровавленного товарища и буксирует его в сторону штаба. Ситуация не меняется – хозяин продолжает размахивать вилами, а женщина вопит так, что вот-вот охрипнет. Мы окружаем мужика, чтобы он не сбежал, но не приближаемся к нему.

Я знаю, что, если он попытается на нас напасть или побежит к жене, для него это может означать конец.

Голя смотрит на блестящие острия вил, словно заклинатель змей. Он о чем-то напряженно размышляет, затем наклоняется ко мне и вполголоса спрашивает:

– Если потребуется, застрелишь штатского?

– Так точно, господин сержант.

– Уверен, Маркус? – Он кладет оружие на землю и снимает тяжелый жилет. – Тебе я больше всего доверяю. Будешь меня страховать.

– На этой войне нет штатских, – отвечаю я.

Голя лишь кивает в ответ и зигзагом направляется в сторону мужчины.

Черные куры, клюющие выжженную траву, разбегаются перед ним. Он идет медленно, на полусогнутых ногах, балансируя телом, будто снова танцуя на ринге.

– Ввалите ему как следует, сержант! – слышатся возгласы за спиной. Поднимается также шум и гам по-ремаркски или, может, по-армайски – мне насрать, эти примитивные языки я не различаю. Впрочем, я не смотрю на людей за оградой – жителей селения и сбившихся в толпу солдат. Прищурившись, слежу за каждым движением сержанта и его противника.

Мужик в майке тем временем отступил еще дальше назад, упершись спиной в бетонный круг колодца, и, уперев вилы в землю, направил их на сержанта. Видно, что он боится. Похоже, понял, что ему это так просто не сойдет и он не получит по-геройски пулю в пустой череп. С расстояния в полтора десятка шагов я вижу, что у него дрожат руки, а по лбу стекают капли крови. Я стараюсь целиться точно в его могучую грудную клетку. Когда сержант заслоняет цель, я меняю позицию, чтобы иметь возможность в любой момент нажать на спуск.

Я не настолько меткий стрелок, как Лукас, но выстрелю не колеблясь. Меня не волнует, что у этого типа есть жена и дети. Я не сочувствую ни его тяжкой доле, ни оскорбляющей его чувства ситуации, когда пятеро оккупантов ломятся в его дом. Я вовсе не бессердечная сволочь, но об этом буду думать позже, если найдется время. Сейчас же не свожу взгляда с пританцовывающей походки старого боксера и трясущихся вил. Противники сближаются. Два гладиатора из Балеха – один вооруженный и огромный как слон, второй приземистый и страшно разъяренный.

Но ярость сержанта вполне управляема. Ни на мгновение не спуская глаз с вил, он машинально поднимает забрало шлема и ждет нападения, до которого остается лишь секунда. Первая попытка промахивается на добрый метр. Когда ремарец завершает замах, Голя уже в нескольких шагах правее него, без труда уйдя с линии удара.