Искатели жребия - [11]

— В настоящей жизни… — проговорил Калинов. — А что же тогда здесь?

— Здесь? Здесь законтаченная. Клод называет это Дримленд.

— А кто ее законтачил?

— Не знаю… Наверное, мы все. Вместе… А почему ты все спрашиваешь?

— Потому что мне интересно.

— Странно, — сказала Вита. — Обычно те, кто сюда приходят, кое-что уже рубят… Кто дал тебе номер?

Калинов внутренне сжался. Соврать что-то надо. Например, заявить, что номер дал Фараон.

— Никто. Я подсмотрел.

— Правду сказал. — Вита облегченно вздохнула.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. Я рублю, когда человек фуфло гнет. У нас тут не гнут.

— Совсем?

— Да. Даже те, кто в Мире фуфло гнет, тут не гнут. А если гнут, то больше у нас не появляются.

— Почему?

— Не знаю, — сказала Вита. — Не джампануться им — и все!

— Тогда я не буду фуфло гнуть, — сказал Калинов. — Мне здесь нравится.

— А что именно тебе нравится?

— Ты.

Развлекаться изволишь, старый козел, — сказал себе Калинов. — Тоже мне, Пан! Только перед тобой не Сиринга, свирелью дело не закончится… Однако жалеть о сказанных словах ему совершенно не хотелось.

— Дурак! — Вита отвернулась, и Калинов понял, что сказанное им ей очень приятно. — Давай слиняем, — предложила она.

— Давай… Только Зяблик нас все равно отыщет.

— Не отыщет. Я ему сказала, что мне с ним больше не в тему.

Вот же чертенок, — подумал Калинов. — Как у нее все просто! Хочу — в тему, хочу — не в тему… Эх, быть бы помоложе!

— Не смотри на меня так, — попросила Вита.

— Как?

— Как старый дедушка… Который все видел и все рубит. — Она прикрыла ему глаза теплой ладошкой. — Слиняли?

Калинов поморгал, и Вита отдернула руку.

— Щекотно, — пояснила она.

Ау, молодость, — снова подумал Калинов. — А как было бы хорошо! Она бы, скажем, попала в беду. А я бы ее спас. Как в старинных романах.

Но развлекаться больше не хотелось. Хотелось серьезного и ароматного.

Глава 3. ИСКУШЕНИЕ

Слиняли они сразу, едва Калинову возжелалось серьезного.

Мир пропал. Распахнулось вдруг изумрудное небо, на нем запылали два бледно-фиолетовых призрачных солнца.

Калинов и Вита летели под солнцами, взявшись за руки. Далеко внизу ласково шевелился чернильный океан. Оба они знали, что лишь отсюда он кажется ласковым и ленивым, а там, внизу, волны достигают в высоту сотни метров. Да если еще учесть, что это не совсем вода. А точнее, совсем не вода…

Калинов содрогнулся: не отказали бы двигатели.

И тут же рука Виты куда-то исчезла. Он повернул голову и увидел, как девушка, с трудом удерживая равновесие, заскользила вниз. Крылья на ее спине безвольно трепетали в потоках воздуха, и Калинов понял, что сейчас произойдет. Он притормозил и бросился вниз, чтобы уравнять скорости и подхватить уже падающую Биту. Это ему удалось с первой же попытки, словно он всю свою жизнь только и делал, что занимался спасением погибающих в чужих небесах. Правой рукой он подхватил Биту за тонкую талию, а левой стал снимать с ее спины ранец и обвисшие крылья. Это тоже удалось, и он хотел было уже закричать от восторга, как вдруг понял, что его крыльям двоих не удержать. Вита принялась отдирать его руку от своей талии, но он подтянул девчонку к себе и вцепился пальцами в пояс.

Хорошо, что пояс узкий, — подумал он. — Не оторвет, сил у нее не хватит… Но как же мне теперь одной рукой умудриться снять с себя и надеть на нее крылья?

И тогда Вита повернула голову, и он увидел ее прищуренные глаза, равнодушные и чужие.

— Не надо, — сказала она зло. — Не в тему! Фуфло все это.

Калинов растерялся и чуть было не разжал пальцы. А вокруг уже не было ни зеленого неба, ни фиолетовых солнц. Был серый теплый вечер. С далеких прерий остро пахло незнакомыми травами. Сзади доносилась разухабистая музыка. Там, у салуна, они оставили своих лошадей и шли теперь по узкой улице, протянувшейся между двумя рядами безжизненных, нахмурившихся домов. Ноги, обутые в мокасины, мягко ступали по непривычно ровному камню. К ночи должен был пойти дождь, и это было хорошо, потому что в дождь уйти от погони ничего не стоит.

Калинов пробежал взглядом по окнам. Все окна были темны и молчаливы, только в одном, на противоположной стороне улицы, чуть-чуть дернулась цветастая занавеска. А может быть, ему просто показалось. До дома Нуартье оставалось еще метров двести. И тридцать минут до начала мертвого часа, когда по городу разрешается передвигаться только бледнолицым. Идти приходилось медленно, потому что зажигалки Вита спрятала под юбкой, и они ей очень мешали. А дело надо было сделать не мешкая, ибо завтра должна была вернуться семья Нуартье — жена и пятеро ребятишек. Уж они-то ни в чем не виноваты.

Послышались шаги патрульных. Патруль топал к салуну, чтобы зарядиться очередной порцией виски.

— Что-то они сегодня рано, — сказал Калинов.

— Целуй меня, — прошептала Вита.

Он втиснул ее в угол между домами. Острая боль пронзила ногу. Зажигалки, вспомнил Калинов, но делать что-либо было уже поздно: патруль находился совсем рядом. Вита обняла Калинова за шею, и он прижал ее всем телом к стене. Жаркое дыхание девушки обожгло ему губы, глаза ее широко раскрылись, он увидел в их глубине желание и страх. Сердце колотилось так громко, что, казалось, этот грохот должны услышать все жители города. И тогда Калинов вытащил из кармана стилет и спрятал в рукав. Была еще, правда, маленькая надежда на то, что патруль слишком торопится в салун.