Искатели сокровищ - [33]

Но мы с Алисой расстроились на весь день, и когда я возвращался в гостиную, проводив леди, я увидел, насколько по-другому она выглядит теперь, чем когда мама была с нами, и насколько изменились мы сами, и папа тоже, и ничего не осталось по-прежнему. Хорошо, что я не вспоминаю об этом чересчур часто.

Я отыскал Алису и передал ей, что говорила леди, и когда она перестала реветь, мы убрали бутылку подальше и решили, что больше не будем предлагать это вино тем, кто к нам заходит. Другим мы ничего рассказывать не стали, просто сказали, что леди не захотела покупать это вино, а сами пошли в парк и посмотрели на солдат, а потом на Петрушку — и нам сильно полегчало.

Мы убрали бутылку так далеко, что она совсем запылилась и, может быть, она успела бы покрыться пылью столетий, но тут к нам завернул священник. Он зашел, когда никого из нас не было дома, и это был не наш пастор, мистер Бристоу, которого мы все любили (мы бы и не стали продавать этот херес человеку, который нам нравился, чтобы заработать на нем свои два фунта в неделю.) Это был какой-то посторонний священник, он спросил Элайзу, не хотят ли милые деточки заглянуть в его маленькую воскресную школу. Вообще-то воскресенье мы предпочитаем проводить с папой, но поскольку он оставил Элайзе свой адрес и очень просил нас прийти, мы решили зайти к нему и объяснить, как обстоит дело и заодно решили прихватить и херес.

— Я пойду, только если вы все пойдете, — заявили а Алиса, — и говорить с ним будете вы.

Дора сказала, что на ее взгляд, нам лучше вообще не ходить, но мы сказали «чушь», и в конце концов она согласилась пойти с нами, и это оказалось очень кстати.

Освальд сказал, что он готов взять все переговоры на себя, если другие не против, потому что он уже наизусть выучил эту инструкцию.

В субботу днем мы пришли к этому священнику и позвонили в дверь. Он жил в новеньком кирпичном домике, и в саду у него не было ни одного дерева, только газон и посыпанные гравием дорожки, все очень аккуратное и какое-то желтое, словно высохшее. В ту самую минуту, когда мы звонили в дверь, кто-то внутри крикнул «Джейн!», и нам показалось, что мы ни за что на свете не хотели бы быть на месте Джейн — что-то такое было в этом голосе, что заставило нас сразу же пожалеть эту Джейн.

Дверь отворила очень опрятная служанка, вся в черном, с белым фартучком. Сквозь стеклянную дверь мы видели, как она завязывает тесемочки фартука, проходя через холл. Глаза у нее были красные, и я подумал, что она и есть Джейн.

Мы спросили, можно ли нам поговорить с мистером Мэллоу.

Служанка сказала, что мистер Мэллоу работает над проповедью, но она узнает.

Освальд сказал:

— Он сам просил нас зайти.

Тогда она разрешила нам войти и захлопнула дверь, потом провела нас в очень уютный кабинет, где стоял шкаф, полный книг с черными переплетами и с белыми наклейками. Еще там висело несколько скучных картин, и стояла фисгармония. Мистер Мэллоу сидел за письменным столом и переписывал что-то из книги. Он был коротенький, толстенький и в очках.

Когда мы подошли к столу, он прикрыл чем-то свою рукопись — вот уж не знаю зачем. Кажется, он был чем-то рассержен, и мы услышали, как за дверью все тот же голос отчитывает Джейн, — оставалось только надеяться, что не из-за нас, но я в этом не был уверен.

— Ну, — сказал нам священник. — И в чем же дело?

— Вы просили нас зайти, — сказала Дора. — Это по поводу вашей маленькой воскресной школы. Мы Бэстейблы с Льюисхэм роуд.

— А — да-да, — пробормотал он. — Так что ж, вы придете завтра? — он принялся поигрывать ручкой и даже не предложил нам сесть, хотя некоторые из нас уселись и без приглашения.

— Мы всегда проводим воскресенье с папой, — объяснила ему Дора, — но мы хотим поблагодарить вас за то, что вы нас пригласили.

— И еще одну вещь мы хотели вам рассказать! — сказал Освальд и подал сигнал Алисе, чтобы она наливала херес в стакан. Она сделала это потихоньку за спиной Освальда, пока он говорил, и держала стакан наготове.

— У меня не так уж много времени, — произнес мистер Мэллоу, поглядывая на часы, — но что же делать, — он что-то еще пробормотал насчет своих овечек и сказал: — Поведайте мне, что тревожит вас, юноша, и я постараюсь оказать вам ту помощь, которая в моей власти. Так чего же вы хотите?

Тут Освальд быстро перехватил стакан из рук Алисы и протянул его священнику со словами:

— Я хочу знать, придется ли вам по вкусу вот это!

— Это? — переспросил тот. — А что это такое?

— Это образец, — пояснил Освальд, — Но тут вполне достаточно, чтобы распробовать. Алиса с перепугу налила почти полстакана.

— Образец? — повторил священник и взял у меня из рук стакан.

— Да, — продолжал Освальд. — Уникальная возможность. Редкий аромат и вкус.

— Очень похоже на бразильский орех, — вставила свое слово Алиса.

Викарий переводил взгляд с Алисы на Освальда и обратно, а Освальд вовсю излагал то, что он почерпнул из инструкции. Викарий все еще держал вино в вытянутой руке, подальше от себя, и Освальд боялся, что рука у него совсем застынет.

— Нигде вам не предложат такое качество за столь низкую цену. Старое доброе Амо — как его?