Искатели - [9]

Эймос хлестнул лошадь и погнал её вперёд. Его лошадь скакала очень тяжело, но подчинялась неумолимой воле всадника.

Мартин посмотрел на свою собственную лошадь. Она выглядела совсем заморённой. Он спрыгнул на землю, чтобы сменить попону под седлом, и когда вновь запрыгнул на лошадь, она едва не рухнула на колени под тяжестью его веса, который теперь казался ей невыносимым. Но ему ничего не оставалось делать, как тоже погнать её вперёд, вслед за конём дяди Эймоса. В лицо Мартину дул сильный ветер, и когда порыв этого ветра сдул пену с губ лошади и она попала в рот Мартину, он почувствовал вкус крови. Мартин понимал, что это означало. Его лошадь уже не выдерживала, и скоро ей должен был наступить конец. Но, как ни удивительно, она пробежала ещё несколько миль, прежде чем её ноги окончательно подкосились. Лошадь упала в неширокий проток, отделявший один поросший изумрудно-зелёной травой луг от другого, и несколько раз попыталась подняться, но у неё ничего не получилось. Чтобы избавить животное от ненужных мучений, Мартин Паули выхватил свой шестизарядный револьвер и выстрелил лошади в голову. Она затихла, а он быстро отвязал от седла карабин и побежал по направлению к дому.

От стогов сена и амбаров с зерном остались лишь выжженные дочерна пепелища, но сам их дом сохранился в огне пожара практически в первозданном виде. Лишь кое-где тлели дранки на крыше, но сама конструкция крыши почти не пострадала.

На мгновение Мартин почувствовал, как им овладела невозможная, почти безрассудная надежда, что, может быть, всё ещё обошлось, что людям всё-таки удалось спастись. Но эта надежда исчезла так же быстро, как и появилась, когда он увидел яркий свет керосиновой лампы, который лился из кухни, и понял, что видит его так чётко потому, что дверь в дом сорвана с петель и этот свет льётся сквозь зияющий дверной проём.

Бег Мартина оборвался. Его ноги будто налились свинцом. С трудом передвигая их, он медленно побрёл к дому. В траве всё ещё тлели угли пожарища. Когда он приближался к ним, они вспыхивали ярким светом и тут же рассыпались в пепел.

На задней крытой галерее дома валялась мёртвая индейская лошадь. Она лежала хвостом к сломанной двери. Вероятно, её использовали, как таран, чтобы взломать дверь.

Перед самым входом в дом на покрытой серым пеплом траве лежала лошадь Эймоса. Морда лошади была вся в пене. Она жалобно посмотрела на Мартина, не в силах поднять голову. Мартин опустил глаза. Пытаясь добраться до дома как можно скорее, дядя Эймос насмерть загнал свою лошадь. Он понимал, что животное больше не сможет подняться, и единственное, что можно сделать — это из жалости пристрелить его.

Мартин Паули медленно направился в кухню. Он с трудом переставлял ноги, которые были точно чужие.

На полу перед кухней лежало мёртвое тело, накрытое простыней. Мартин потянул простыню на себя и понял, что под ним лежит Марта. Губы Марты были слегка раздвинуты, а глаза широко открыты. На голове Марты зияла огромная кровавая рана в том месте, где индейцы срезали с неё скальп.

Индейцы разбили вдребезги все ставни, которые закрывали окна. Куски ставней и остатки окон были разбросаны по всем комнатам. Хантер лежал возле одного из таких разбитых окон. Его руки были по-прежнему судорожно сжаты, точно он до сих пор сжимал в них оружие. Бен лежал у другого окна. Его ноги были широко раскинуты. Сам же он выглядел совсем маленьким и юным.

Труп Генри Эдвардса Мартин обнаружил в спальне. Точно так же, как и его жена и двое сыновей, Генри был оскальпирован. Мартин на мгновение закрыл глаза, не в силах смотреть на эту чудовищную картину, а затем притащил в спальню тела Хантера и Бена, положив их рядом с трупом их отца. Он прикрыл все три мёртвых тела простынями, как это сделал Эймос с телом Марты. Руки Мартина слегка дрожали, но в его воспалённых глазах не было слёз, как их не было и в глазах Эймоса.

Но когда Мартин присмотрелся к Эймосу, ему стало страшно. Казалось, что Эймос сошёл с ума. Его лицо было совершенно неподвижным, точно мёртвым, но в глазах горел такой яростный огонь, который был способен испепелить всё живое.

Эймос на мгновение исчез, а затем вернулся, неся какой-то странный предмет. Когда Мартин присмотрелся к нему, его охватил ужас. Это была человеческая рука. Эймос положил руку рядом с трупом Марты, и Мартин понял, что это была её рука. Очевидно, индейцы отрезали её и затем с громкими победными воплями и гиканьем перебрасывались друг с другом, пока не потеряли в темноте.

— Нигде нет никаких следов Люси и Деборы, — сказал Эймос. — Правда, я не мог всё толком рассмотреть, потому что очень мало света... — Несмотря на то, что голос у Эймоса был хриплый и отрешённый, он выражался связно и вполне логично.

— Когда нам раньше угрожала опасность со стороны индейцев, мы обычно отсылали Дебби на вершину холма — туда, где расположена могила её бабушки, — начал было Мартин, но Эймос перебил его:

— Я там уже всё осмотрел. Судя по всему, Генри с Мартой именно так и поступили — возле могилы лежит кусок плаща Дебби, сшитого из кожи бизона. Но самой Дебби там нет. — Эймос опустил голову. — И нигде нет никаких следов Люси.