Искатели алмазов - [7]

Великанов поднял голову, слабо улыбнулся:

— Я знаю, Евграф Степанович.

— Ну вот, давно бы так, сударь мой. Держитесь молодцом, — наша возьмет!

3. Глаз пожирателя детей

В юртовище Арылях на Вилюе не было якута беднее Петра Васильева. Имя его давно забыли. Осталось у него прозвище — Бекэ. Жена Прасковья, худощавая, плоская, как доска, женщина, родила ему пятерых детей. Всех их одного за другим запихал в свою поганую утробу Ого Абагыта — дух — пожиратель детей. Думал, думал Бекэ, как избавиться от такой напасти, и перебрался на речку Малую Ботуобию.

Тут у Бекэ родился шестой сын, Александр.

Речка бойко журчала по каменистому руслу, часто образуя глубокие омуты, в которых собиралось много рыбы. Раз есть рыба, якуту жить можно, с голоду не помрет.

В омутах Бекэ ставил сети, корчаги, морды, делал заездки в рукавах и притоках. С утра до вечера все лето пропадал на реке. Прасковья готовила рыбу впрок, запасала на зиму, сушила, вялила на солнце или на огне, коптила вяленую рыбу. Много рыбы запасешь летом — зимой будет сытно.

Однажды, вскоре после весеннего паводка, Бекэ сел в лодку и поехал искать удобное для заездки место на речке Иирэлях, что впадает в Малую Ботуобию. Стоял теплый солнечный день начала июня. По правому берегу ярко зеленели расправившие молодые клейкие листья березы. Они чутко подрагивали желтоватыми пятнами-сережками, похожими на червяков. Стройные сосны с медными, словно начищенными к празднику стволами при легком дуновении окутывались желтыми облачками пыльцы. На фоне молодой зелени пунцовыми огоньками горели бутоны шиповника. Лес звенел многоголосым птичьим гомоном. Где-то чеканила свою однообразную песню кукушка. Из густых зарослей прибрежного тальника доносилось хрипловатое воркование горлицы. «Цинь-цинь-цинь» — самозабвенно заливались синицы.

А с чем сравнить свежесть прозрачного весеннего воздуха?! Бекэ с упоением вдыхал смолистый аромат тайги, медовые запахи пойменных лугов и чувствовал себя словно родившимся заново. Расправилась грудь, разогнулась ссутулившаяся под зимними метелями спина, руки опять стали сильны и ловки, а ноги упруги и устойчивы. Он энергично вспарывал веслом спокойную воду речки. Лодка шла быстро, от сознания силы радостью наполнялось сердце, и захотелось как-то выразить эту радость, рассказать о ней деревьям, птицам, лугам… Он негромко запел сложенную тут же, на ходу, песню:

Глубоки твои воды, Вилюй,

И упруги волны твои.

Ты богат островами, Вилюй,

Берега красивы твои.

Рыбны притоки твои, Вилюй,

Я живу на притоках твоих.

Ты мой кормилец-поилец, Вилюй,

Всем хорошо с тобой…

Показалось устье Иирэляха, и песня оборвалась. Бекэ едва не выронил весло и втянул голову в плечи. Что там такое?!

В устье Иирэляха на поверхности воды сверкали, переливаясь сказочными цветами, кольцеобразная радуга.

Бекэ отродясь не видывал такого чуда. «Не иначе, чей-то глаз», — подумал он. По разгоряченной спине пробежал холодок: «Не губите Бекэ всемогущие духи, сжальтесь над бедным Бекэ!» Но прошла минута, другая, воды не разверзлись и не поглотили рыбака. Бекэ немного успокоился. Он все-таки был не робкого десятка, бедный якут Бекэ. Не отрывая глаз от радужного кольца, он начал осторожно двигаться вперед. По мере приближения сияние становилось ярче, лучи его, расходившиеся от центра в стороны, напоминали ресницы. Так и есть, из воды, около песчаной отмели, выглядывал чей-то глаз.

Бекэ в раздумье поскреб затылок. «Пока этот глазастый не провалится сквозь землю, пожалуй, не стоит ставить заездки, а то улова и снастей лишишься». Он повернул назад.

Жене не стал рассказывать о виденном. Попробуй расскажи, потом от ее болтовни места себе не найдешь. А Бекэ любит молча, посасывая искусно вырезанную из лиственницы трубку, посидеть у очага, поразмышлять в тишине.

На обед Прасковья подала поджаренную рыбу вчерашнего улова. Рыба вкусно, словно горячие сухарики, хрустела на зубах, но Бекэ ел без аппетита. Радужный глаз занимал все его мысли. Так и тянуло еще разок взглянуть на него. Под вечер, сказав жене, что еще не закончил заездку, Бекэ опять отправился к устью Пир эля ха.

Круглая радуга была на месте и сияла еще ярче, чем утром. Словно кусочек солнца упал в реку и разбился на голубые, оранжевые, красные лучики. Бекэ причалил к берегу и оттуда стал наблюдать за сиянием. В случае каких-нибудь непредвиденных действий со стороны обладателя радужного глаза он мог спрятаться в тайге. Солнце было на закате. Когда последний его луч скрылся за частым гребнем тайги, сияние погасло. «Заснул», — подумал Бекэ. Подождав еще немного, он отправился домой.

— Ну, закончил заездку? — спросила его жена.

— Поруха вышла, — хмуро ответил Бекэ.

У Прасковьи захолонуло сердце, мелькнула мысль: «Неужели заболел?» Страшная это беда, если заболел глава семейства. Некому тогда запасти рыбы на зиму, нечего готовить на обед. Голодная смерть грозит такой семье.

— Что с тобой?

— Да говорю тебе, поруха вышла, — вздохнул Бекэ.

— Заболел, что ли?

— Нет, зачем болеть? Здоровый я.

У Прасковьи отлегло от сердца. Слава богу, муж здоров, а все остальное не страшно. Она успокоилась и, уже по привычке повысив голос, повела наступление на мужа.