Искатель, 2019 № 05 - [16]

— Иван с малых лет был в услужении у Семенова. Я ему отписала в письме, что в городе можно устроиться, ведь отец скончался давно и забота о матери и младшем брате полностью легла на его плечи. Наш местный купец не баловал своих людей, а выжимал всю кровушку.

— Чем занимался Иван в городе?

— У меня была небольшая сумма, ее хватило, чтобы начать свою маленькую торговлю.

— Не знаете, как ваш младший попал к Семенову?

— Иван же и пристроил вместо себя. Вася был шустрым с детства, я котла уехала, ему девять лет было, он Ивану помогал.

— Чем Иван занимался, помимо торговли?

— Не знаю. Мы с ним и встречаться перестали, только с месяц назад приезжал, убивался по брату, всё слезы лил. Но на похороны не поехал, а деньги матери передал. Меня хозяин отпустил, я одна и ездила.

— Ваш брат что-нибудь говорил особенное, вспоминал?

— Нет… Да! — оживилась она. — Говорил, что собирается покупать дом.

— Дом?

— Да, говорил, что уже присмотрел.

— Где?

— Не скажу, не знаю.

— Больше ничего?

— Говорил, что, мол, на кровные деньги дом стоять крепче будет.

В коляске Михаил повторил с выражением:

— Значит, на кровные…

— Получается, что да. Дом на крови брата.

Через минуту добавил:

— Сегодня будем брать нашего трактирщика с его работником. Кстати, кто он?

— Георгий Попов из Херсонской губернии, прибыл в столицу четыре года тому, через месяц после покупки Матушкиным «Мурома».

— Шайка начала собираться.

— Как же к ним в компанию попал Сорокин?

— Я думаю, он приехал с единственной мыслью: крупный куш отхватить.

— А жена? А сын?

— Для обмана. Мол, своим трудом для них деньги зарабатывает.

— Иван Дмитрич, я все могу понять, но Кузьмина, топор, юбка…

— Видимо, надоела ему семья, захотелось стать безутешным вдовцом в новом доме.

— Каков подлец! — вырвалось у Жукова. — Вот и получил по заслугам.

Трактир «Муром» стоял в глубине Малого проспекта. Двухэтажное здание с покатой крышей и двумя входами — парадным с деревянным крыльцом и черным, выходящим на задний двор. Неказистая входная дверь издавала пронзительный скрип, оповещавший о гостях не хуже колокольчика. Кроме двух бывших матросов были задержаны еще трое субъектов, разыскиваемых за налеты, совершенные на юге — в Мариуполе, Бердянске и Юзовке. При тщательном обыске в трактире нашли несколько тайников, в которых оказалась часть добычи из ограбленных дач. Но Иван Дмитриевич понимал: шайка взята, однако главарь на свободе.

Путилин не стал допрашивать арестованных после задержания и посадил в разные камеры, где уже находились подсадные агенты. Матушкин повел себя как фартовый вор. Его сразу стали сторониться; ночь ничего нового не принесла.

Часов в десять владельца трактира привели в кабинет начальника сыска.

— Ну, здравствуй, Серафим Игнатьич! — обратился к арестованному Путилин.

Тот только кивнул головою, не произнеся ни слова.

— Давненько хотел с тобой познакомиться, да, видно, была не судьба.

— Эх, судьба-судьбинушка! — усмехнулся бывший моряк. — А я, Иван Дмитриевич, и вовсе не хотел бы с вами знаться.

— Все в руне Божией.

— Так-то оно так.

— А раз так, то веревочка, сколько ни вьется, а кончик имеет.

— Иван Дмитриевич, везде люди живут.

— Везде-то везде, но душегубов детских на первой пересылке под нож пустят. Не любят у нас таких.

— Какой хвостик за мной ни вьется, а детей никогда не губил.

— Ой ли! — укоризненно покачал головою Путилин. — Пойди-ка подумай, Серафим, посиди и подумай. Я нс тороплю. Иди.

Привели Попова. Тот вообще только мотал головой: либо «да», либо «нет». Отводил глаза в сторону.

Вечером снова доставили Матушкина. Он был мрачен, видно было, что крепко задумался после разговора с Путилиным.

Одно дело, если ты вор, а другое — ежели погубил шестерых малолетних детей. И вправду до Сахалина не доберешься, зарежут на первом же этапе. Таких убийц не только «иваны», но и мелюзга рядом не терпит. Думы не давали покоя, но Серафим держался. Откуда может петербургский сыск знать о деревне?

— Покормили-то хорошо? — спросил Иван Дмитриевич, раскладывая перед собою бумаги.

— Что? — Матушкин вытаращил от удивления глаза. Не ожидал такого вопроса от начальника сыскной полиции.

— Покормили, говорю?

— Да.

— Хорошо. Нового ничего не добавишь, Серафим Игнатьич?

— Что говорить? Взяли вы нас тепленькими, не успели перепрятать вещички. Казалось, тайнички надежные, ан нет: ваши ребятки дело знают.

— На том и стоим. Государь нам доверие оказал искоренять людей, живущих неправедной жизнью, в особенности убийц.

— Так какие мы убийцы? — возмутился Серафим. — Грабили, по дачам озоровали, по домам шарили, но чтобы смертоубийство… Этого не было, — помахал перед собою рукой, словно отметая навет, Матушкин.

— А как же Семеновцы?

— Иван Дмитриевич, я столько городов проехал, все не упомню, не то что деревню.

— Могу напомнить, как месяц тому назад приехали вы вчетвером в Порховский уезд Псковской губернии, под видом купцов посетили местного скупщика льна Семенова. Продолжать? Там ты приметный узелок оставил, Серафим Игнатьич.

— Иван Дмитриевич, можно мне помыслить?

— Хорошо, через час продолжим разговор об этом происшествии.

Попов продолжал молчать. По всей видимости, или небольшого ума человек, или терять нечего: все вопросы встречал недоуменным взглядом. На вопрос о Семеновцах и Семеновых даже бровью не повел, словно не понимал, о чем речь…