Искатель, 2018 № 08 - [56]

— О тебе уже легенды ходят, — продолжил начальник. — И всего-то работаешь без году неделя. А репутация уже сложилась. Ты вроде красна солнышка за полярным кругом зимой — мелькнешь над горизонтом, и тебя только и видели.

— А я думал, зимой там полярная ночь, — сказал Никита.

Егор Акимович недовольно хмыкнул и выжидающе посмотрел на Никиту. Никита вызов принял.

— Занят был по горло. Работа, работа прежде всего.

Егор Акимович опешил от такой наглости и не сразу оправился.

— И чем же ты был занят? — ядовито спросил он наконец.

— Обходил ДЭЗы.

— Ботинки небось стоптал?

— Нет. Чего не было, того не было. Единственно потому, что недавно обзавелся новой обувью на толстой подошве. Зато в подтверждение своих слов могу представить отчет о проделанной работе. Прошу ознакомиться.

Никита положил на стол отпечатанный на принтере, получасовой труд, с его размашистой подписью от руки.

— У тебя не только ботинки на толстой подошве, — пробурчал начальник, доставая очки.

— А что еще? — поинтересовался Никита.

— Совесть!

На Егора Акимовича, более привыкшего к унитазам, чем к документам, две странички произвели гнетущее впечатление. Ему особенно не понравился заголовок «Докладная записка», выделенный жирным курсивом.

Недовольным тоном он сказал:

— Ну поглядим, что ты тут нацарапал.

Никита мгновенно оценил ситуацию.

— Ну я пойду, — сказал он, ретируясь к двери.

— Ступай-ступай, — ответил начальник.

— По ДЭЗам, — улыбнулся в дверях Никита.

Впереди у него был весь день.

Теперь на Первомайскую, десять. Там прошло детство Смагина, начало всех начал. До этой улицы на окраине города Никите пришлось добираться с пересадками. Наконец в автобусе объявили: «Первомайская».

Дом десять оказался в двух шагах от остановки. Никита вошел во двор. Обычная картина для окраины города: на длинной веревке от забора до забора, подпертой шестом, сохнет белье, песочница с малышом и девочка на качелях.

В дальнем углу за покосившимся столом трое, судя по виду, пенсионеров, вяло перекидывались в картишки.

От этой картины на Никиту повеяло однообразием и скукой провинциальной жизни.

Охватив взглядом мизансцену с картежниками, он направился к их столу. Никита знал, что с подобной публикой лучше всего налаживать отношения через магазин.

— Мужики, не подскажете, где здесь магазин поблизости? — спросил он.

К нему живо обернулись, бегло осмотрели с ног до головы, и ближний к нему картежник сказал:

— Как выйдешь со двора, направо. Здесь недалеко.

— Понял. Я мигом.

Магазин не баловал богатством выбора, но необходимое в нем было.

Десять минут спустя он вернулся к пенсионерам.

— Ну что, мужики, не возьмете меня в компанию?

— Играем на деньги, — сказал пенсионер в клетчатой рубашке с засученными рукавами. Он был на полголовы выше остальных, широкий в плечах и скуластый. Судя по решительному тону и по тому, как закивали головами на тонких шеях его приятели, он здесь был за главного.

— Идет. А это мой вступительный взнос, — сказал Никита и поставил на стол бутылку портвейна емкостью 0,8 местного розлива.

— Вот это дело, — оживились старики. — А то ходят тут разные.

Тут же нашлись стаканы, и пошла игра. Она прерывалась единственно на то, чтобы принять очередную дозу.

Играли молча и в некоторой степени профессионально, то есть партнеры главного, который банковал, более менее ловко подыгрывали ему. Общими усилиями они обули Никиту на триста рублей, что не противоречило его планам. Дальше пенсионеры играть отказались и уставились на него.

Никита достал из сумки вторую бутылку портвейна.

Суровые лица стариков смягчились до умиления.

— Петька, организуй закусон. И сам знаешь что, — сказал главный.

Петькой оказался старичок в потертой кепчонке и с очками на носу. Он вмиг организовал закусон и бутылку водки на выигранные деньги. Непочатую бутылку портвейна старики оставили про запас и принялись за водку. Карты отложили в сторону.

После первого же захода по водочке и бутербродов с колбасой за столом установилась дружеская атмосфера и завязался непринужденный разговор. Никита подкинул им тему — семья Смагиных. Их здесь помнили до сих пор.

— Михална была ничего себе баба, — так отозвался о матери Смагина пенсионер с белесыми глазами и челкой на лбу, предварительно шмыгнув носом.

— Нормальная, отзывчивая, — подтвердил Петька.

На предмет дать взаймы, догадался Никита.

— А вот муженек у нее был еще та сволочь, — сказал главный, и оба других пенсионера согласно закивали головами.

— Одним словом, хулиган.

— Слава богу, отдал концы. И настрадалась от него Михална.

— Так помянем ее добрым стоном, — предложил Петька.

Предложение поддержали единогласно. Выпили за упокой души Михалны.

— А вот за него пить не будем, — решительно заявил пенсионер с белесыми глазами. — Хоть он и помер. Да, Филиппыч? — обратился он к главному.

— Не будем, — согласился тот.

— Кстати, сын недавно последовал его примеру, — сказал Никита.

— Помер, что ли?

— А я о чем говорю?

— Неужто? А ведь он еще в соку должен быть. По возрасту, — засомневался Петька.

— Точно говорю. Стороной, правда, слышал. Но от общего знакомого.

— Туда ему и дорога, — удовлетворенно сказал пенсионер с белесыми глазами.