Искатель, 2018 № 08 - [14]

— Да, придется, наверное, нанять. Что ты, спасибо, денег хватает.

Так вышло, что все объединяющие темы оказались под запретом. О жене, о внучке, о работе — ни-ни. Остались формальные «очень вкусно», «бери добавку», «грибочки хороши», «что-то в этом году весна запоздала». Поев, испив чаю с пирогами и позвонив жене с предупреждением о скором прибытии, сын, прощаясь с матерью в коридоре, меряет меня взглядом:

— Огромный какой стал. Быстро же ты мне замену нашла.

— Ты о чем, Митюш?

— О чем… Балуешь его, все позволяешь… Помнишь старый анекдот, «позвольте побыть вашим котиком»?

— Митя, ты меня удивляешь…

— Сам удивляюсь. Ладно, не обращай внимания, мамуль, давай поцелую. Пока.

Закрыв за Митей дверь, Шура долго стоит в задумчивости, будто что-то вспоминая. Потом бережно, как ребеночка, берет меня па ручки, идет к дивану, садится и тихо заговаривает сама с собой: «Как можно не читать книг? Столько вкладывали в ребенка, столько старались, а вырос каким-то чурбаном. Или он умный? К Барсику зачем-то привязался. Совсем чужой стал. Это его эта довела». Взгляд, устремленный в глубины мозга, ищет если не ответов на вопросы, то опоры — и не находит. Осторожно переложив меня на диван, хозяйка поднимается, оправляет домашнее платье, выпрямляет, сдвинув лопатки, спину, собирается убрать со стола, но передумывает, достаете полки книжку с закладкой и возвращается на диван поближе к торшеру.

Шура поглощена, я прокрадываюсь к оставленному Жорой в спальне на тумбочке ноуту и фиксирую Митин визит. Устал. Нового ничего не предвидится, за ушком никто не почешет, влажный корм в миске засох. Сворачиваюсь калачиком, прячу нос в хвост и гашу янтарные огни.

13 мая, ночь

— Привет! Не спи, замерзнешь!

Кто таков? Никого не увидев, повернулся на странный запах в углу и возле зашторенного окна обнаружил монстра. Не может быть. Только подумал, в голове возникли строчки: «кот, громадный, как боров, черный, как сажа или грач, и с отчаянными кавалерийскими усами».

— Прочитал? Ну здорово, собрат, — на меня перил огненные зенки романный Бегемот.

— Тебя нет, — сказал я твердо. — Ты придуман писателем Булгаковым, и я о тебе не вспоминал.

— Это тебя скоро не будет, андроид недоделанный, а я всегда есть. По свету гуляю, прибываю к кому пожелаю. О, стихи. Писатель воплотил реальность в образ, но хозяин у меня другой.

— Кто?

— Подумай.

— Не может быть, — только произнес, как понял, что не только может, но и есть.

— Соображаешь, гомункулус, — похвалил Бегемот и расправил лапой усы.

— А ты зачем?.. Ты что здесь делаешь?

— Жатву проверяю, поспела ли.

— Какую жатву?

— На сапиенсов твоих любуюсь, замечательные солдаты из них получатся.

— Солдаты?

— Ну да, место встречи изменить нельзя — Армагеддон.

— Господи, да что ты такое буровишь?

— Вот первое слово ты зря сказал, не делай так больше, — рыкнул котище. — Попрошу обращаться со мной вежливо, я панибратства не потерплю. Попрошу усвоить, я нервный.

Таким холодом меня обдало после этих слов, до печенки прямо, в нос такой запах ударил противный, прямо глаза заслезились. Чем от него так воняет?

— Не воняет, а пахнет. Серой. Многим нравится. Котик серый пахнет серой — ничего каламбурчик? — оскалился, а потом захрюкал Бегемот. Позже я сообразил, что он так смеется.

— Ты черный.

— Дурашка, это же искусство, там сходство не обязательно. Кроме того, я могу стать разным.

Сказал, и тут же поменял окрас на рыжий. Через секунду на белый. Еще через секунду вернулся в первобытное состояние.

Я окончательно пришел в себя и решил выяснить все досконально:

— Так что ты там про жатву тер?

— Любопытство похвальное качество, через него у живых существ происходит познание мира. Потом люди, как всегда, все портят. Не накатить ли нам, прежде чем я углублюсь, а?

Не дожидаясь ответа, а может, зная заранее, он вразвалку подошел к столу, наполнил бокал, повернулся ко мне и влил в пасть алую жидкость. «Кровь, — ударило мне в голову, — он пьет кровь».

— Что ты дерганый такой, дурашка, отсвета испугался. — Бегемот одним прыжком перенес жирное тело на диван и уселся рядом со мной, положив одну на другую нижние лапы и скрестив на груди верхние. — Я не вурдалак, не бойся, не укушу. Ну так вот. Помнишь, что хозяин, да не твой, мой, говорил про людей?

Перед глазами замелькали литеры: «люди как люди…обыкновенные люди…»

— Пррравильно. Обыкновенные, в этом вся соль. Не убийцы, не казнокрады, не разбойники с большой дороги, детей не едят, — котяра блеснул глазами, которые тоже за секунду сменили цвет с огненно-желтого на изумрудно-зеленый. — В то же самое время они по-своему убийцы, казнокрады, разбойники, детей и заодно друг друга едят поедом. Ну и остальное по мелочам. Да ты сам недавно о том же думал.

— Ничего такого я не думал. Если только абстрактно.

— Возможно, зато их дела и мысли вполне конкретны. Летят чисто конкретные делишки с мыслишками, как птички небесные, в копилочку к хозяину, а уж он выстраивает всех обладателей по ранжиру. До маршалов и генералов семейка твоя, понятно, не дотягивает, там особи покрупней, однако на пушечное мясо вполне сгодится.

— И что, они погибнут?

— Ты что имеешь в виду? Они, конечно, погибнут в том, последнем, бою, а пока живы, я буду их беречь, охранять, направлять. Не позволю сойти с начертанного пути. Опять стихи!