Искатель, 2009 № 11 - [3]

— В канализацию спускаться, — добавил Куртка, — по дерьму ходить.

— Как-нибудь, — ответил Арехин. — У меня есть полевая форма.

— Офицерская? — ехидно спросил Куртка.

— Разумеется.

— Ничего, главное, чтобы без золотых погон, — примирительно сказал Оболикшто.

Арехин не стал говорить, что полевая форма и золотые погоны несовместны. Зачем? Просто учел: товарищ Оболикшто в отечественную на фронте не был. А что Куртка и Кофта молчат — может, из солидарности. Или просто до конца из зазеркалья не выбрались.

— А вот оружие товарищу Арехину нужно прямо сейчас. Домой спокойнее идти будет.

— Оружие у меня тоже есть, — успокоил Арехин.

— Тогда носите его при себе.

— При себе и ношу, — но показывать не стал.

Куртка опять усмехнулся. Похоже, считает, что лучше «маузера» оружия не бывает.

— Ну-ну, — только и сказал Оболикшто, не видя характерных бугров под пальто. Если и носит, то «браунинг», дамскую игрушку, мухобой.

Тишина, что на мгновение заполнила здание, оказалась зыбкой. Хлопнула дверь, частые шаги зазвучали громче и громче, и вот уже дверь распахнута с нарочитой драматичностью, открыть ее можно куда скромнее.

Солнце скрылось за крышею особнячка, но закатная сторона небосклона все еще пылала, и потому прибывший немного походил на оперного Мефистофеля — адский огнь на челе и во взоре, и все к тому прилагающееся.

— Еще одна, — только и сказал вошедший. Если убрать красные лучи — обыватель как обыватель. Хорошо поношенная одежда, стоптанные ботинки, умеренная худоба.

— Где? — подобрался Оболикшто.

— В доме купца Красникова, в квартире, что в пятом этаже.

— Когда нашли? Кто?

— Да только сейчас. Сестра ее пришла навестить — тут и увидела. Позвали меня. Я, как узнал, сразу догадался — к вам бежать нужно.

— Дворник…

— Дворника оставил около комнаты.

— Тогда — Лютов со мной, Орехин — за старшего.

— Позвольте, вы забыли обо мне, — напомнил Арехин.

— Считайте, что вам повезло, сегодня вы еще не служите у нас.

— Служу, служу, — тихо, но убедительно ответил Арехин.

— Ну, если служите… — Из-за стола Оболикшто встал быстро, перепоясался кожаным ремнем, грубым, солдатским, но тоже с обязательным маузером, надел кожаную шоферскую фуражку.

2

Спустились они быстро, впереди спешил неизвестный (неизвестным он был только для Арехина, но ни Оболикшто, ни Лютов не сочли нужным представить человека: то ли некогда, то ли человек маленький, то ли маленький Арехин).

Они пересекли двор с захламленным, недействующим фонтанарием и перевернутыми скамьями, прошли через полуприкрытые ворота и вышли в Мальков переулок. Переулок был впору иной улице, все-таки Москва, а не, к примеру, Симбирск, только загаженный так, что и в Симбирске не встретишь.

Теперь-то, поди, встретишь.

Зато в переулке стоял «Паккард», блестящий, чистый, большой и закрытый, с новыми шинами «Данлоп» и шофером в кожанке, очках-консервах, с маузером на ремне, а помимо маузера — еще две бомбы самого зловещего вида, не подступишься. Настоящий революционный шофер, настоящий революционный автомобиль.

Только к МУСу ни шофер, ни «Паккард» отношения никакого не имели.

— Да, хороша Маша, да не наша, — вздохнул Оболикшто даже не мечтательно.

Но Арехин распахнул заднюю дверь, залез, сел и поманил остальных.

— Неужели… Неужели это ваше авто? — устроясь, а более успокоясь, спросил Оболикшто.

— Нет. Одолжил на время, — без подробностей ответил Арехин. — К дому купца Красникова, — сказал он в переговорную трубку, нисколько не сомневаясь, что шоферу адрес известен.

Лютов присел на откидном кресле напротив, не решаясь стеснить Арехина и Оболикшто, хотя места хватало. На другом откидном примостился и неизвестный.

«Паккард» тронулся аккуратно, едва заметно, но спустя несколько мгновений никакой лихач на «душках» не угнался бы за ним. Техника!

— Тут вот в чем дело, товарищ Арехин, — Оболикшто приободрился и дал понять, что его нисколько не подавляет великолепие «Паккарда». — Бандитизм сейчас, конечно, большой. Большой, но в общем-то понятный. Классовая ненависть, нехватки, мало ли что. И убить могут запросто ради сапог, часов, куска хлеба даже. Квартиры грабят, случается. Иногда с озорством.

Но в последнее время кто-то совсем с цепи сорвался. Не просто убьет, а непонятно. Все в квартире на месте, ничего не взято, даже то, что на виду; и что спрятано, тоже цело — золото, мануфактура, да мало ли какого добра у людей осталось. Только в убитом — или убитой, он не выбирает, — крови в теле почти не остается. И обязательно головы нет. Аккуратно так отрезана, силы убийца невероятной и инструмент имеет острейший, вроде глотины, не иначе.

— Глотины?

— Нуда, что французских буржуев глотала, королей всяких, принцесс, графьев. Острая, саморубная. Чик — и граф без головы. Понятная для народа агитация. Только глотина большая была, с комод, и высокая, а здесь — маленькое. Может, сабелька острейшая. Потому как опрашивали людей — никто ничего необычного не видел.

«Паккард» остановился у большого шестиэтажного дома.

— Он самый, — сказал неизвестный.

Неспешно они вылезли из автомобиля. Не столько езда понравилась, хотя и это тоже, сколько не хотелось возвращаться в обычный мир. Мир, где на пятом этаже дома купца Красинкова лежит обезглавленный труп.