Искатель, 2009 № 11 - [26]

Аск не видел ни лиц, ни глаз, но отчетливо чувствовал взгляды неисчислимого множества зворгов — пристальные, выжидательные, напряженные; он собрал их на себя все и, широко раскинув узловатые ручищи, словно приглашая давнишних врагов в братские объятия, произнес недоговоренные когда-то Слова Власти:

— Бегом воды, грузом земли и пляской огня заклинаю: ваши кости — хворост для венских костров; ваша плоть — пища для наших животов. Зворги, знайте свое место!

Глава I Незнакомка и крысиный король (семьдесят лет спустя)

«Пасюк — мученик науки; мы все должны быть благодарны этому самоотверженному животному».

И. 77. Павлов, академик

— Блямс! — сказал Блямс, точным ударом размозжив голову двухфунтовому пасюку. — От так от, Дед, ужин, почитай, готов.

Он поднял добычу за хвост, полюбовался и бросил к костру, где уже лежала одна такая тушка.

— Смотри, как бы нам самим не угодить на ужин, — проворчал Дед, вороша угли, — видишь их сколько? Того и гляди собьются в лаву, тогда…

— Тогда беда, — легко согласился Блямс, всматриваясь в наполненную шорохами тьму.

Неяркое пламя угасающего костра багровыми искорками отражалось в сотнях выпуклых глаз. Похоже, рядом и впрямь шныряла целая стая. Блямс, невысокий белобрысый крепыш, взвесил в руке выпачканную кровью биту.

— Ты, Дед, знаешь чего: подбрось-ка сушняка в костерок. Сюки, они огня боятся.

— А ужин? — резонно возразил тот. — Сгорит. Вот испеку их, — кивнул он на двух мертвых животных, — тогда и подброшу. И потом, сколько раз тебе говорить: не сюки, а пасюки.

Дед ловко выпотрошил и освежевал добытых Блямсом зверей. Потом зарыл тушки в раскаленные угли. Послышалось аппетитное шипение.

— Какая разница? — хмыкнул парень. — По мне, так самые что ни на есть сюки.

Он присел к костру и зачарованно уставился на языки пламени; широко расставленные круглые глаза, опушенные густыми ресницами, и все его лицо — тоже круглое и широкое — излучали невозмутимость и душевное равновесие.

Старик вытер источенное лезвие о длинную полу некогда зеленого, а теперь донельзя выгоревшего и грязного плаща и спрятал нож обратно в рукав.

Блямс втянул носом воздух и сглотнул в предвкушении:

— Пахнет здоровски, аж слюни текут… может, того… сготовились уже?

— Терпение, мой ненасытный друг, — усмехнулся в косматую бороду Дед; он снял шляпу с широкими обвисшими полями и утер пот со лба, — еще минутка, и это случится… Вот теперь готово, — заметил он, разгребая угли.

Дед выложил испеченные тушки на листы лопуха. Потом подбросил в костер несколько сухих веток; хворост весело затрещал, разбрасывая искры.

— Мне своего целиком не одолеть, — заметил он, — давай одного съедим сейчас, а второго оставим на завтра.

— Тебе, может, и не одолеть, а мне — легко. Если не осилишь, я и твоего…

Их прервал недальний вскрик, донесшийся из-за густых зарослей чертополоха. Через мгновение крик повторился — громче и отчаянней.

— Девка или пацан, — предположил Блямс, вскакивая и хватая биту, — пойду гляну.

— Постой! — Старик с кряхтением поднялся и вытащил из костра самую длинную головню. — И я с тобой.

Блямс пошел на звук, осторожно раздвигая битой толстые стебли и колючие листья; Дед двигался следом. Сразу за кустами чертополоха начинался спуск в неглубокий овраг, на дне которого торчало одинокое деревце. Спиной к его стволу прижималась слабо различимая в лунном свете хрупкая человеческая фигурка. Неизвестный сжимал в руках какой-то продолговатый предмет.

Старик поднял горящую головню повыше. Блямс присвистнул: вокруг дерева плескалось целое крысиное озеро. Пасюки взяли человека в плотное кольцо, при этом их было, кажется, не менее сотни. Однако нападать звери почему-то не торопились.

— Королевской атаки ждут, — заметил Дед, — умные они, сволочи. И год от года все умнее.

— Чего? — не понял Блямс. — Какой атаки?

— У каждой пасючьей стаи есть свой король, — терпеливо пояснил старик, — вожак то есть. Ну вот, когда стая загоняет особо ценную дичь, первым ее атакует король, чтобы лидерство свое, значит, подтвердить… Обычно в горло вгрызается; а уж после остальные — скопом…

Тут от серого воинства и впрямь отделился здоровенный, по колено взрослому человеку, пасюк, и неспешно выдвинулся вперед.

— Вот сейчас, смотри…

— Ну-ка подержи, — Блямс передал Деду биту, а сам забрал у него головню, — щас я покажу им королевскую атаку.

Парень пронзительно свистнул и принялся раскручивать над головой тлеющую головню; та быстро разгорелась, превратившись в настоящий факел. Человек на дне оврага поднял к ним бледное лицо. Блямс длинными прыжками кинулся вниз по склону, свистя и размахивая факелом. «Вот сорвиголова», — пробормотал старик, осторожно спускаясь за товарищем.

Крысы возмущенно пищали, но от огня все же шарахались, образуя перед бегущими свободный коридор. Когда Блямс с последним прыжком приземлился прямо перед вожаком, тот поднялся на задние лапы и зашипел, обнажив резцы в палец длиной. Одновременно вздыбил на загривке шерсть и угрожающе растопырил передние лапы, оснащенные длинными и загнутыми, точно сапожные иглы, когтями.

— Блямс! — гаркнул Блямс, со всей силы огрев крысиного короля факелом. Нетолстый сук переломился у основания, но и пасюк с визгом метнулся прочь, сыпля искрами с подпаленной шкуры. Остальные звери, увидев ретираду предводителя, прыснули в разные стороны. Человек у дерева со стоном осел на корточки.