Искатель, 2009 № 01 - [5]

— А одним словом охарактеризовать можете?

— Нет, сначала вас послушаю.

— Знание. Или иначе — информация.

— Знание — Зло?! — усмехнулся Лебедянский. — Не слишком ли вольное толкование?

— Я объясню. Плоды Добра и Зла зреют на Древе Познания. Поэтому Познание, или Информация, — одновременно и Добро, и Зло. Вопрос, с какой целью вы срываете плод с этого дерева.

— Занятно. Вы подменяете одно понятие другим, и поэтому у вас все сходится. Но на самом-то деле…

— И вот чем я вас еще огорошу. Вы пишете о происхождении Зла, а ведь оно, как и Добро, было всегда!

— А это вы откуда взяли?

— А помните библейское: «Вначале было Слово»? Читай: вначале была Информация, то бишь сгусток Добра и Зла.

— Ну ладно, сдаюсь, — вздохнул Лебедянский. Было видно, что ему неприятно продолжать этот спор. — А лихой вы критик. Камня на камне от моей книги не оставили. И к чему прицепились — к названию!

— Извините, если сказал лишнее, — улыбнулся Сергей.

— А-а-а! — Критик пошел на попятную.

— Да нет… А в целом книга ваша хороша уже тем, что вы защищаете Женщину, которую испокон веков считали матерью греха и пособницей дьявола. Не от Евы пошло Мировое Зло, в этом вы абсолютно правы… До вас об этом хорошо написал Иван Ефремов в «Лезвии бритвы». Но заблуждения живучи, тем более если они на руку господствующему — сильному — полу. А ведь не всегда было так.

— Вы о матриархате? Да, поистине золотой век прекрасных амазонок. Женщин не воспевали в сонетах и серенадах, зато безропотно повиновались им. С тех пор мужчины прочно взяли власть в свои руки, и мне не верится, что когда-нибудь будет иначе.

— Кто принес в мир действительное Зло: войны, рабство, деньги, разврат, — так это мы, бессовестные потомки Адама. Нет! Даже не Адама, а Змея, что соблазнил Еву… Мы с вами представители сильного пола, но ратуем за справедливость, не так ли?

— Именно так, — согласился Лебедянский и усмехнулся.

«Вот уж не думал встретить единомышленника в извозчичьей среде!» — подумал он.

— Что? — полуобернулся к нему Сергей.

— Извините, но мне кажется несколько странным для человека вашей профессии столь явное увлечение апокрификой.

— Это с юности. Все, что осталось от тех славных лет. Начал с мифологии, потом стали интересовать апокрифы, читал и античных авторов, а недавно одолел Даниила Андреева.

— Вы и «Розу Мира» читали? — удивленно приподнял брови Лебедянский. — Потрясающе! — обратился он к Ляле, но та равнодушно смотрела в окно. — Вы, я вижу, незаурядный человек, Сергей Иванович, — продолжал он, поерзав в кресле. — С вами я хотел бы побеседовать в другой обстановке, в удобное время и с глазу на глаз. — Он покосился на Лялю.

— Вряд ли получится, — виновато улыбнулся Сергей, потом вдруг спросил: — Если не секрет, над чем вы сейчас работаете?

— Не секрет. Написал еще одну книгу. Она сейчас в издательстве… Собственно, из-за этой последней моей книги вы и стали свидетелем нашей ссоры. Ляля, не смотри на меня так!.. Так вот. Мне предложили издать ее на мои деньги, и я согласился. А что делать? Иначе мой труд пропадет под сукном: никто не хочет печатать. А писал я эту книгу довольно долго — десять лет.

— На самом деле долго, — покачал головой Сергей. — Тяжело было писать?

— Тяжело было собрать и осмыслить материал. А книга эта особенная. В ней я попытался систематизировать и обобщить религиозные верования различных народов о загробной жизни, о реинкарнациях, о бессмертии людей и богов. Я работал с различными источниками, но опирался всегда на древние мифы, сказания, легенды о богах и героях языческого и допотопного времени. Книгу я назвал красиво: Отдельную главу посвятил отображению древних преданий в изобразительном искусстве в христианское время… Вам это интересно?

— Прочел бы такую книгу, — кивнул Сергей. — Скоро выйдет?

— К сожалению, только в будущем году.

— А деньги уже отдали?

— В том-то и дело! — мгновенно подключилась к разговору молчавшая до этого Ляля.

Вениамин не дал ей продолжить:

— Книга будет богато иллюстрированной. Цветное приложение. Мелованная бумага. Более ста репродукций картин художников Возрождения. Мифологические и библейские мотивы. Словом, денег не жаль. К тому же, с моей точки зрения, книга эта переживет меня, выдержит несколько изданий, и даже дочь и будущие внуки мне еще не раз спасибо скажут.

— Делишь шкуру неубитого медведя, — опять огрызнулась Ляля.

— Кто же за меня ее разделит?! — отшутился Вениамин. Потом вдруг вытащил из кармана блокнот, ручку и предложил: — А вам, Сергей Иваныч, я хотел бы эту книгу подарить. На память о нашей случайной встрече. Если вы не против, конечно… Дайте мне ваши координаты, и я, как только получу сигнальный экземпляр, перешлю вам его по почте. С моим автографом, разумеется.

Сергей еще раз заглянул в усталые близорукие глаза писателя и продиктовал свой адрес.

— — пробормотал он. — Откуда такое название?

— Ну, как мне кажется, оригинально: в противовес семи чудесам света… Ну а потом на примере семи, на мой взгляд, основных мифопоэтических парадигм я пытаюсь показать их своеобразие, их различие и в то же время — общие корни. Ведь каждая мифопоэтическая система — это жемчужина среди других таких же прекрасных жемчужин: розовых, белых и черных. Это ли не чудо?[Основные мифологии мира в целом схоже описывают устройство загробного мира. Хотя… по мере развития религии и культуры описания в чем-то разнятся, обрастают новыми деталями. Со временем местонахождение царства мертвых, да и его структура, подвергаются изменениям, часто диаметрально противоположным: оно то на западе, то на востоке, то в небесах, то под землей. Постепенно складывается вертикальная модель мира: небеса — для богов, земля — для людей, преисподняя — для демонов. Если мы возьмем, к примеру, ислам, то праведник после смерти попадает в джанну, чтобы вкушать плоды наслаждения в обществе прелестных гурий, а грешник тем временем уже варится в котле. Его удел — ад, джаханнам. Древний египтянин тоже имел право выбирать между мрачным Дуатом и манящим Иалу. Последователя Будды ждали либо в глубинах нараки, либо на седьмом небе брахмалоки. Так вот, в своей книге я показал странствие грешной души по трансмифам метакультур, если пользоваться терминологией Даниила Андреева. Каждый опыт умирания в мифологических системах мира — своего рода чудо. Чудо Тьмы. Вот об этом и книга.