Искатель, 1997 № 05 - [40]

Исходя из вышеизложенного, мною было выбрано отдельно стоящее строение с перекрытием сложной конфигурации. Блестящий защитный слой, нанесенный, по-видимому, с помощью простейших левитирующих приспособлений, предельно свеж и в течение отрезка времени, отведенного мне на исследование цивилизации Кынуэ-4, ремонта не потребует.

Строение окружено редкими растениями, стебли которых в восемь — десять раз превышают мой рост (без скафандра). Никаких хлорофиллонесущих придатков на стеблях не имеется, но судя по наблюдениям с орбиты, это явление сезонное. И мне как раз предстоит наблюдать смену сезонов.

Микролингван, вмонтированный в скафандр, легко усвоил структуру и языка и словарный запас аборигенов. Я мог бы получать вполне удовлетворительный перевод, но зафиксированные реплики сплошь и рядом лишены смысла и логики, например: «Как поживаем?» — «Да так».(?) При этом смысловая и эмоциональная составляющие пси-спектра абсолютно не коррелируют с аудиорядом.

Я, метапсихолог Совета Звездного Каталога, не способен понять простейшую речь варваров.

Порой мне становится страшно».

Кладбище, казалось, растекалось вширь, как переполненный половодьем пруд, и грозило вынести ноздреватый стариковский снег, крытый корочкой льдистой коросты, прямо на уже отлинявшие просохшие улочки, отгороженные от святой земли хрупкой спичечной оградой. Зимой оно смирялось с людским беспамятством и безропотно стыло, не надеясь на то, что меж одинаково заснеженных холмиков завьется цепочка следов, неприкасаемых от одного снегопада до другого. Деревья, уже много десятилетий переставшие прибавлять в росте, достаивали свой век омертвело и безразлично, предоставляя разбойничьему западному ветру выбирать, кого рушить по осеннему ненастью, а кого помиловать еще на год.

К весне кладбищем овладевало отчаяние. По мере того как из-под снега проглядывали сиротские холмики безымянных могил, крытые бурой шкуркой прошлогодней травы, вне кладбищенской ограды начинали появляться линялые цветы из вощеной бумаги, невесомые скелетики еловых лапок, обрывки траурных лент, едва присыпанные перхотью позолоты. Кладбище, как юродивый, трясло убогим скарбом, пытаясь привлечь внимание людей и пробудить в них стылую память, но напрасно: здесь, в северной его части уже много лет и не погребали, и не подхоранивали. И не растекалось оно, как ему самому порою казалось, а наоборот, отступало, сжимаясь от каждого человеческого пинка, и отдавало ряды так и не привеченных никем могил то под асфальт незаконнорожденной валютной автостоянки, то под казарменные рядки жестяных гаражей. Накатанный скрипучими шинами проезд навсегда отделил от кладбища каменную церквушку с плитняковой папертью. В отличие от кладбища эта церковка переживала сейчас лучшие времена: пусть на ее купола не достало позолоты, зато стены были отбелены до ощущения хруста во рту, а узорчатая кладка высвечена солнечной охрой. Днем церквушка смотрелась несколько нелепо, как неуместный пряничный домик, но в ветреные дни, когда поперечная улица приносила лиловато багровые отблески заката, лубочная пестрота уступала место трагическим тонам: смешливая рыжесть обращалась в запекшийся пурпур, ящеричная прозелень куполов оборачивалась глухой чернотой, а белизна стен уступала место тому неуловимому фиалковому оттенку, который отличает одежды ангелов на старинных италийских фресках.

В один из таких вечеров смутное облачко, окружившее нечто невидимое, скользнуло из пепельной вышины, и прилепилось на крыше, между большим и малым куполами. Два истребителя, две зимние ласточки, недоуменно кружили между колоколенкой и едва затеплившейся луной. Облачко рассеялось.

«Регулярно принимая пакеты информации, транслируемые нашими зондами, заброшенными в систему Кынуэ, мы уже давно следили за развитием цивилизации на четвертой от светила планете. Первая была мала и раскалена, вторая окружена бешеной атмосферой, делающей развитие жизни нереальным. Третья — крошечная песчинка, сателлит четвертой, вообще не рассматривалась. А вот следующая могла стать колыбелью для лучшего из человеческих сообществ Вселенной — но, к сожалению, программа, сформировавшаяся в генах всего населения Кынуэ-4, имела два роковых максимума: в области репродуцирования и по степени агрессивности. Тенденция к избыточному деторождению обезопасила аборигенов от вымирания, несмотря на кажущуюся неприспособленность: (потеря волосяного покрова, слабость челюстного аппарата, отсутствие режущих костных наростов). Второе качество тоже способствовало выживанию вида, но именно оно стало причиной изоляции Кынуэ-4 от Содружества Разумных Миров.

До сих пор эта изоляция не была узаконена специальным актом Совета, ведь система Кынуэ отстоит достаточно далеко от обитаемого пояса Галактики, так что наши корабли не могут случайно приблизиться к ней ни при каком искажении курса. Но с некоторых пор цивилизация на этой планете сделала непредсказуемый скачок. Уже совсем ближний космос, зондируются соседние планеты, бездвигательные капсулы направлены за пределы собственной системы.

Все это привело к необходимости однозначного определения статуса цивилизации Кынуэ-4. Сделать это мог только Совет Звездного Каталога.