Искатель, 1994 № 05 - [21]

Внезапно неистовая дробь мельчайших льдинок, колотившихся о мою маску и заиндевевший мех парки, утихла, ветер ослаб, и я увидел перед собой стену ледяного хребта, более высокого, чем тот, за которым мы укрывались последний раз. Я подождал остальных, попросил Забрински связаться с «Дельфином» и налил всем из фляжки — больше, чем в прошлый раз. Это было необходимо: Хансен и Роулингс вымотались до крайности, они дышали часто и неглубоко, и воздух со свистом врывался и вырывался у них из легких. Впрочем, вскоре я заметил, что сам дышу так же, и мне с огромным усилием удалось сдержать дыхание на несколько секунд, чтобы проглотить виски.

Забрински, прикрыв ладонями микрофон, уже разговаривал с «Дельфином». Через минуту он снял наушники и, выключив рацию, сказал:

— Не знаю, то ли мы и впрямь бывалые, то ли нам просто повезло, а может, и то, и другое… Но они говорят, что мы идем прямо по курсу.

Он опорожнил стакан, который я ему протянул, и удовлетворенно крякнул.

— Это — хорошая новость. А теперь плохая. Края полыньи, в которой стоит «Дельфин», начинают смерзаться. Причем довольно быстро, и капитан думает, что часа через два им придется погружаться. Во всяком случае, не позже. А эхоледомер не работает.

— Эхоледомер? — переспросил я, почувствовав себя в глупом положении. — А что, лед…

— Да, дружище, — устало проговорил Забрински. — Вы не поверили штурману, доктор Карпентер. Вы для этого слишком умны.

— Зато теперь все просто и ясно, — безрадостно заметил Хансен. — «Дельфин» погружается, лед смыкается. Мы — здесь, «Дельфнн» — внизу, между нами — толща льда. Скорее всего, они уже никогда нас не найдут, даже если починят эхоледомер. Как вы думаете, нам лучше сразу лечь и умереть или еще часика два поболтаться?

— Какое горе! — подал голос Роулингс. — Я имею в виду не нас лично, а ту огромную потерю, которую понесет американский военно-морской флот. Думаю, лейтенант, я не ошибусь, если скажу, что мы трое были прекрасные парни. По крайней мере, вы и я — Забрински, по-моему, уже давно достиг предела совершенства.

— А меня сейчас пугает другое, — съязвил Хансен, — ваша беспросветная тупость. А еще моряки! Доктор Карпентер считает, что мы должны вернуться без него, — продолжал он, поразив меня своей самоуверенностью. — Доктор Карпентер не повернет назад даже за все золото Форта Нокс.[2]

Он с трудом поднялся.

— Нам осталось не больше полумили, так что хватит болтать.

В слабом луче моего фонарика я увидел, как Роулингс и Забрински переглянулись и пожали плечами. Они тоже встали на ноги, и мы двинулись дальше.

А три минуты спустя Забрински сломал лодыжку.

Все произошло до смешного просто — удивляюсь, как это не случилось с кем-то из нас раньше. Покидая нашу последнюю стоянку, мы решили не огибать ледяной хребет с юга или севера, а перебраться прямо через него. Его высота была около десяти футов, но, подталкивая снизу и поддерживая друг друга сверху, мы поднялись на вершину без особых сложностей. Тщательно ощупывая перед собой лед палкой, я прополз по пологому склону тороса двадцать футов и, добравшись до его края, опустил палку вниз.

— Пять футов! — прокричал я, когда подошли остальные. — Здесь всего пять футов.

Скользнув на край ледяной стены, я спрыгнул вниз. За мной легко соскользнул Хансен, потом Роулингс.

Глядеть на то, что затем произошло с Забрински, было невыносимо. То ли он неверно примерился к высоте, то ли потерял равновесие из-за внезапно ослабевшего ветра, но, как бы то ни было, он прыгнул и приземлился позади нас вроде бы благополучно, но тут же вскрикнул и тяжело осел на землю.

Мы подняли его, высвободили ботинок из трещины и усадили поудобнее. Я вытащил из рюкзака аптечку и опустился рядом с ним на колени.

— Очень больно?

— Нет, уже онемело. Я ничего не чувствую. — Он выругался. — Что за идиот! Угодить в такую малюсенькую трещину! И как только меня угораздило?!

— Я бы объяснил как, но боюсь, ты обидишься, — съязвил Роулингс и покачал головой. — Я же говорил: все кончится тем, что мне придется тащить эту гориллу на себе.

Я принялся накладывать шины на поврежденную ногу и затягивать жгутом как можно туже, стараясь не думать о тяжести случившегося. Сразу два удара. Мы не только лишались самых крепких, а потому незаменимых рук в нашей упряжке, но и получали еще и двухсотдвадцатифунтовый груз — столько по меньшей мере весил Забрински. Да еще сорок фунтов, что нес он сам.

— Лучше оставьте меня здесь, лейтенант, — словно прочитав мои мысли, обратился радист к Хансену. — Вы уже давно были бы там. Заберете меня на обратном пути.

— Не болтай чепухи, — отрезал Хансен. — Ты прекрасно знаешь — потом мы тебя не найдем.

— Точно, — поддержал его Роулингс, клацая зубами, точно заклинивший пулемет. — К тому же кретинам медали не дают. По крайней мере, так сказано в корабельном уставе.

— Но вы не доберетесь до «Зебры». Если вы меня потащите…

— Ты слышал, что я сказал? — оборвал его Хансен, — Мы тебя не бросим.

— Лейтенант совершенно прав, — подтвердил Роулингс. — Ты не годишься в герои, Забрински. Рожей не вышел. А теперь заткнись — я займусь твоим барахлом.