Искатель, 1993 № 05 - [56]

Обожатели Ворнана, уже имея своего пророка, теперь получили и Евангелие. Я, правда, не понимаю, какое душевное утешение могло нести в себе «Новое откровение», но скорее всего в книге этой видели талисман, а не Священное писание. Люди чувствовали себя увереннее, имея при себе эту книгу, касаясь пальцами ее блестящей обложки. И теперь, если Ворнана встречала толпа, над головами, словно флаги, вздымались красные книжицы с черными точками букв.

Появились переводы. На немецкий, польский, шведский, португальский, французский, русский. Все страны обзавелись собственным вариантом «Нового откровения». Один из сотрудников Крейлика приобретал новые издания и знакомил нас с ними. Колфф, тот просто начал их собирать. Книга завоевала и Азию. Мы получили ее на японском, суахили и хинди, китайском, корейском. Наконец появился перевод на иврите, истинном языке для святой книги. Колффу нравилось выкладывать эти издания перед собой, смотреть на два слова, написанных на разных языках. И мечтал он о собственном переводе на санскрит или язык древних персов.

После той памятной беседы с Ворнаном Колфф начал угасать. Его потряс компьютерный анализ записи речи Ворнана. Неоднозначность выводов компьютера поколебала ею уверенность в том, что он слышал язык будущего, ему пришлось отказаться от собственных слов. Теперь у него уже возникли сомнения. Действительно ли Ворнан прибыл из тридцатого века? Уловил ли он в чириканье пришельца пусть и видоизмененные, но дошедшие из нашего времени слова? Колфф потерял веру в себя, не доверял более собственному опыту, короче, гибнул у нас на глазах. Разумеется, по ходу нашего достаточно долгого путешествия мы поняли, что от этого Фальстафа можно услышать всякую чушь. И при всей учености и несомненных достоинствах Колфф знал, что репутация его на протяжении десятилетий никем не ставилась под сомнение, а тут он вроде бы показал свою некомпетентность. Из жалости к Колффу я попросил Ворнана вновь записать на пленку все, что он сказал в первый раз.

— Нет смысла, — отрезал он и сменил тему разговора.

А Колфф все меньше ел, еще меньше говорил и к началу апреля так похудел, что мы едва узнавали его. Одежда висела на нем, как на вешалке. Двигался он словно во сне, не понимая, где он и почему. Крейлик, озабоченный его состоянием, хотел освободить его от всех обязанностей и отправить домой. Он поделился с нами своими соображениями, но Элен переубедила его.

— Он умрет, — твердо заявила она. — Подумает, что уволен за некомпетентность.

— Он тяжело болен, — упирался Крейлик. — Эти переезды…

— Тут он при деле.

— Но от него нет никакого прока. За последние недели я не слышал от Колффа ни одного дельного предложения. Он лишь сидит да перекладывает с места на место все эти книги. Его надо положить в больницу.

— Он должен остаться с нами.

— Даже если это его убьет?

— Да! — воскликнула Элен. — Лучше умереть в общей упряжке. Во всяком случае, он не будет мучиться мыслью, что его выставили за дурь.

Крейлик смирился, но нам покоя не прибавилось, ибо Колфф слабел с каждым днем. Просыпаясь, я всякий раз ждал сообщения о том, что во сне он отошел в мир иной, но он выходил из номера, худой, с посеревшей кожей. Мы тем временем приехали в Мичиган, чтобы Ворнан мог познакомиться с проектом «Искусственная жизнь», которым руководила Эстер. За нами по лаборатории следовал и Колфф, представитель ходячих мертвецов, призванный засвидетельствовать возможность создания жизни в пробирке.

— Вот результат одного из наших первых успешных экспериментов, если это можно назвать успехом, — поясняла нам Эстер. — Мы так и не решили, в какой филюм[16] занести это существо, но нет сомнения в том, что оно живет и размножается, то есть нам удалось добиться желаемого.

Мы всматривались в чрево громадного аквариума. Меж подводных растений лениво плавали лазурные создания длиной в шесть или восемь дюймов, с протянувшимся вдоль всего туловища плавником, с тонкими, извивающимися щупальцами у пасти. Мне показалось, что их не меньше сотни. Размножались они почкованием, развивались на боках родителей, а затем пускались в самостоятельное плавание.

— В этом эксперименте предполагалось создание кишечнополостных существ, — продолжала Эстер. — Нам это удалось. Перед вами гигантская плавающая аемона. Но у кишечнополостных нет плавников, а у этих есть, и они знают, как им пользоваться. Манипулируя с генами, мы не закладывали этот плавник. Он развился сам. Плавник — элемент скелета, то есть атрибут более высокого филюма. Если судить по обмену веществ, это существо приспосабливается к условиям окружающей среды гораздо лучше, чем большинство беспозвоночных. Оно живет и в пресной, и в соленой воде, в температурном диапазоне порядка ста градусов, питается любой пищей. Мы получили эдакого суперчервя. Нам хочется проверить его на выживаемость в естественных условиях, бросить бы нескольких в соседний пруд, но мы боимся выпускать его на свободу, — Эстер улыбнулась. — Сейчас мы перешли к созданию позвоночных, но продвигаемся куда меньшими темпами. Сюда, пожалуйста…

Она подвела нас к стеклянному кубу. На дне лежало маленькое, коричневое существо, по телу которого изредка пробегала дрожь. С двумя передними лапками, тонкими, изогнутыми, словно бескостными, и одной задней. Второй, похоже, никогда и не было. Существо, с длинным, похожим на хлыст, хвостом. Мне оно напомнило грустную саламандру. Эстер, однако, им очень гордилась. Существо имело скелет, глаза, развитую нервную систему, полный набор внутренних органов. Однако оно не размножалось. И сейчас лаборатория занималась устранением этого недостатка. А пока этих искусственных позвоночных приходилось создавать методами генной инженерии, что ограничивало возможности эксперимента. Впрочем, и уже достигнутые результаты производили впечатление.