Искатель, 1989 № 06 - [28]

Тем временем Дом занимался вызовом в себе новых явлений и событий. С электричеством он освоился быстро, в конце концов это оказалось самым неинтересным — ну, пустить его в сети, ну не пустить. Дом избирательно промигал целыми секциями, включил и выключил разнообразные незадействованные линии и, обойдясь, к счастью, без серьезных замыканий, оставил это. Пока что он тешил себя маленькими шалостями: поскрипывал косяками, вдруг создавал в какой-либо из плит перекрытий щекотный зуд резонанса — и чей-то потолок уходил вверх на метр, а чей-то пол выгибался горбом, и тогда валились с хрустально-фарфорово-фаянсовыми звуками буфеты и горны, а паркетины, стреляя, весело щелкали в стены. Дом попробовал пустить по трубам бегущую волну, сладкую, как глоток, но, еще недостаточно освоившись, порвал и горячую, и холодную магистрали, и канализационный стояк в одном из подъездов пятой секции, так что по коврам и паласам в квартирах ничего не подозревавших людей прокатились потоки с соответствующей температурой и запахом. Дом, впрочем, очень скоро перекрыл, спазматически сжав, поврежденный участок. Но так он впервые — по-своему, конечно, — познал боль, являющуюся, как мы все помним из детства, одним из самых действенных стимулов к прогрессу.

Тут уж люди всполошились не на шутку. И то сказать — встают дыбом полы, с др-р-ребезгом разлетаются окна и рамы, в том числе забитые во-от такими гвоздями, обесточивает, заливает и наносится иной материальный ущерб. Практически все телефоны в Доме работали теперь беспрерывно. Кое-кто продолжал названивать соседям (а кстати, можно ли так назвать того, с кем хоть и живешь, кажется, в одном здании, а добираться до него чуть ли не дольше, чем до центра города?), большинство же обрывало номера Инстанций требуя, крича в погукивающпе трубки, вопрошая, негодуя, даже икая от страха. По случаю позднего времени все Инстанции были заперты и опечатаны, но через час примерно к Дому все же съехалось несколько казенных автомашин. Первой, разумеется, милиция — не совсем, правда, представляя истинные масштабы происходящего, а наряд, прибывший по тревоге, поступившей сразу на нескольких магазинов внизу, где Дом побаловался с охранной проводкой. Затем пожарные, вечные мученики первоапрельских забав населения и за компанию «Скорая помощь». Служба газа, аварийка от канализаторов (канализационников? канализяев?), а по переданному неведомым путем из опечатанных Инстанции сигналу — само Ответственное Лицо, вырванное из домашнего ужина со стерляжьей ухой и расстегаями. Нет-нет, забота о проживающих в Доме значительных и всех других людях тлела неусыпно.

А жильцы-то начали разбегаться. Покидать сделавшийся ненадежным, неустойчивым, непонятным такой только что прочный кров. Владельцы личных автомобилей посыпались со чадами в подземные гаражи, откуда, натолкавшись во всевозрастающей сумятице, вылетали на поверхность ополоумевшие, с дикими взглядами из-за лобовых стекол, в клубах сиреневого смрада, и уносились прочь; обладателей автомобилей служебных увезли в первую голову.

Когда Дом застопорил лифты — побежали по лестницам. Неустановленный гражданин, вообразив себе что-то, молча выбросился из тщательно занавешенного окна спальни на восьмом этаже, но приземлился столь удачно, что ничего себе так и не сломал. Вот нашлось дело и для недоумевающей вместе со всеми прибывшими бригады врачей.

Кто-то уже держал на коленях точно по волшебству увязавшиеся (или неужто нарочно хранимые?) узелки с то ли ценными вещами, то ли предметами первой необходимости. Кто-то выходил на площадку, привлеченный людским шумом, и останавливался; кто-то, поддавшись общему потоку, даже пробегал один и или два марша, а потом лез, преодолевая сопротивление толпы, обратно, чтобы одеться по-уличному. Кто-то кого-то куда-то тащил, крича что-то… Все это создавало страшную сутолоку, которая росла от минуты к минуте.

Дом расправлял плечи. Дом стряхивал оковы. Дом — если они у него были — раскрыл бы сейчас все свои глаза навстречу солнечному дню — если бы сейчас был солнечный день. Во всяком случае, он многое в себе понял, многое испробовал, определив, что совокупность его собственных возможностей и ощущение от реализации их — это и есть жизнь, и нашел, что она прекрасна.

Свет в его квартирах-ячейках загорался согласованно, как огни на пульте. Механические расслабления и сжатия создавали группы волн, складывавшиеся в симметричный, изумительно сложный узор… Грубо да неточно было бы произнести сакраментальное: «Дом начал мыслить». Но — и за это можно поручиться — он «ощутил себя» и понял, что поскольку существует, то должен что-то такое «решить». Или «решать». Cознание этого пришло ли извне, предопределено ли было с самого начала, — так или иначе, Дом принялся с поспешностью отыскивать внутри себя достойную задачу, к которой приложимы были бы чудесным образом обретенные и где-то даже грозные силы.

…Ответственное Лицо наблюдало за происходящим с бугра… с того самого бугра. Уже вовсю действовала каждая из прибывших служб, и уже вызывалось подкрепление. Пожарные тушили окурки, но, опасаясь иных, более серьезных возгораний, звали из части подмогу. Врачи помогали милиции утихомиривать свалившегося неустановленного и еще нескольких, но, чувствуя, что всех не утихомиришь, вызывали новые машины. Канализаторщики (канализённики? канализуи?), уложившись в нормативы, привели оборудование в состояние боевой готовности и сели покурить, чтобы не оставлять пожарных без работы, да вызвали собственный резерв — сантехника-ветерана с мальчиком для справления технологических нужд. Газовики уставили анализаторы в сторону Дома, но, справедливо не доверяя технике и согласно инструкции, принялись нюхать сами, зовя с собою всех желающих.