Искатель, 1988 № 04 - [13]

— Это было потому, что…

Поль открыл глаза:

— Как это понимать?

— Как раз потому, что ты видел сон наяву, тебя и поместили сюда. С тобой мог произойти несчастный случай.

Поль покачал головой.

— Надо мне выбираться отсюда. Меня ждёт работа.

— Меня она тоже ждёт, — спокойствие давалось Изабелле с трудом. — Та же самая. Она будет ждать нас с тобой до тех пор, пока ты не поправишься.

Поль попытался возмутиться, заговорить быстро и горячо. Получилось только бессвязное бормотание. Он умолк. Голова его откинулась на подушку. Изабелла с опаской погладила его по волосам, по щеке. Он взял её за руку, но на этот раз ограничился тем, что сжал её.

— Так, значит, — слабым голосом произнёс он, — я не покидаю Сальпетриер[1]. Из лаборатории — прямиком в психиатрическое отделение…

— Ты причинил немалый ущерб, — ровным голосом заявила Изабелла. — Первым делом ты съел Тесея.

— Крысу?

— Да, чемпиона лабиринта.

Поль издал нечленораздельный звук, в котором слышадось смущение и недоверие.

Изабелла бросила на него обеспокоенный взгляд.

— Я не упрекаю тебя, — поспешно добавила она. — Вероятно, в тот момент у тебя были на то веские причины…

— Причины съесть Тесея?

— Потом ты разбил стеклянную перегородку и вышел на бульвар. Мариетта бросилась за Дармоном и Жинесте. Они перехватили тебя в ту самую минуту, когда ты намеревался сразиться с автобусом.

— Это возможно, — сказал Поль, — но крысу я съесть не мог. Тем более Тесея!

Изабелла не ответила. Дверь открылась. В палату вошёл Дармон. В противоположность Полю Эрмелену, яркому блондину, он был жгучим брюнетом и весил в два раза больше. Они с Изабеллой обменялись быстрыми взглядами.

— Ему уже лучше, — сообщила она. — Спасибо тебе за всё.

Поль заволновался.

— Дармон! Скажи мне, что произошло?

Он отбросил простыни, попытался соскочить с кровати и рухнул на пол прежде, чем его успели подхватить. Дармон поднял его, как пёрышко, и уложил в постель. Какое–то время Поль лежал неподвижно. Из–под его сомкнутых век показались слёзы.

Дармон посмотрел на него с дружеской улыбкой.

— Я думаю, ты принял С–24, — сказал он.

* * *

Вечером к Полю зашёл Карлен. Он присел на краешек кровати.

— О ваших работах, как вы знаете, мне известно только по публикациям. Но, похоже, они открывают блестящие перспективы… Как далеко вы продвинулись?

Поль улыбнулся. Теперь его сознание окончательно прояснилось.

— Ну что ж, мы начали с физиостигмина, и нам удалось синтезировать стимулятор памяти — условно мы назвали его С–23, — который улучшал способности крыс ориентироваться в лабиринте и отличался практически полным отсутствием токсичности. Мы испробовали его на себе и в тестах на запоминание получили весьма обнадёживающие результаты. Фармацевтическая фирма Дюселье собирается выпускать его под коммерческим названием «меморил». Они ждут только разрешения Комиссии по контролю.

— Тогда какие же у вас проблемы?

— Как обычно, мы работали над совершенствованием препарата. Предстояло повысить эффективность, разнообразить формы выпуска, свести на нет побочные воздействия, найти наиболее дешёвые способы синтеза в промышленном масштабе.

Настал черёд улыбнуться Карлену.

— Разумеется. И таким образом вы пришли к С–24. — Помолчав, он добавил: — Вы приняли его, не так ли?

Поль кивнул:

— Один сантиграмм.

— Помните доктора Джекилла? — спросил Карлен.

Поль улыбнулся.

— Я превратился не в мистера Хайда. Я стал первобытным охотником, неандертальцем.

— Ещё хлестче!

— Да нет же. Неандертальцы вовсе не были воплощением зла, и кроманьонцы оказались не ближе к спасению души… Да и мы далеко не ангелы.

— Говорите за себя, — отозвался Карлен, хотя, судя по всему, он не был расположен шутить. — Так вы настаиваете на своём объяснении происшедшего?

— Тут действительно дело не в памяти, в оживлении воспоминаний, пусть даже трёхсоттысячелетней давности. То была сама жизнь. Но в другом теле, под другим небом. Вы знаете, как воспринимаются людьми сны. Появляется ощущение пережитого, почти как от происшедшего накануне. Это совсем не то, что образы, вызванные воспоминанием. Это доступно органам чувств, старина! Причём все они дают согласованную картину. Ситуацию невозможно поставить под сомнение.

На мгновение Поль умолк. Карлен смотрел на него с недоверием.

— Добавлю, что я не был в состоянии подвергнуть что бы то ни было сомнению. Я был дремучим пещерным жителем… Послушайте, Бенуа, на мой мир накладывалась реальная жизнь. Я наталкивался на непонятно откуда взявшиеся препятствия…

— Наталкивался — это слишком слабо сказано…

— Что же вы хотите! Я испробовал первобытную магию, но она не подействовала. А ведь я верил в неё свято… Да что говорить: примите сами С–24, и тогда послушаем, что вы скажете!

— Благодарю! У меня есть дела поважнее ритуальных плясок в саванне…

— Знаете что, я, кажется, придумал, как объяснить всё, чтобы вы поняли меня до конца. Когда я говорю об этом опыте, я призываю на помощь воспоминания о нём. Это воспоминание — не более чем неразборчивая запись, воспринимается как что–то внешнее, застывшее, мёртвое. Галерея мумий — вот что такое воспоминание.

— Старина, вы напоминаете мне наркомана, рассказывающего о своём «путешествии»!