Искатель, 1986 № 01 - [26]

— Трудно представить себя ничтожным трехмерником.

— Тем не менее лучи света, подчиняясь представлениям трехмерников, движутся на самом деле по кривым линиям, сходясь у оси изогнутого в четвертом измерении Вселенского Кольца, минуя всегда нулевую точку. Вот она и выглядит абсолютно черной, являясь в то же время подлинной и «всеобщей дырой», через которую с одинаковой легкостью можно проникнуть в любую область Вселенной. Потому только эта «черная дыра» и нужна нам. Через нее мы выйдем, если усталое сердце не откажет мне совсем, на противоположную часть дуги Вселенского Кольца, где нас ждет иное солнце с сестрой Земли — планетой Солярией, которые, к счастью, как Солнце с Землей, расположены, как мы уже говорили, недалеко друг от друга по кратчайшему пути.

— И потому мы достигнем цели не через две тысячи лет?

— По кратчайшему пути и в кратчайший срок. И у нас, подчеркиваю, «у нас», мой дорогой, не было другого выхода. И я обеспокоен лишь тем, что осаждающие гвардейцы, захватив местность вокруг ракеты, лишили нас возможности дать весть о своем прилете с помощью силовой связи.

— Что значит «силовая связь»?

— Я объясню тебе. Луч света ограничен скоростью своего распространения. Воспользовавшись им или магнитным лучом, мы получили бы на Солярии собственный сигнал через две тысячи лет после своего прибытия. Силовой же сигнал, сходный с силой тяжести, распространяется почти мгновенно.[5] Если бы мы смогли воспользоваться оставленными на Земле аппаратами, на Солярии уже ждали бы нас. Ясно?

— Если нас ждут где-нибудь, учитель, то доброносцы на Земле.

— Ол райт! Верно сказано. Но мы летим к Солярии, чтобы вернуться к ним на Землю.

— А что ждет тебя на Солярии, учитель?

— К сожалению, меня никто там не должен был бы ждать. Так думал я и в прошлый раз, возвращаясь на Солярию, чтобы найти вновь себя и набраться сил после потери такого ученика, как великий Сократ. Но случилось невероятное. И только тебе, ставшему как бы частью меня самого, твой Демоний может рассказать о своем первом возвращении. Уэлл?

— Я слушаю тебя, учитель.

— Я покинул свою родную планету, отказавшись от всего: от родных и близких, от возможной подруги и детей, решив посвятить себя благу других, мне неизвестных существ, но, несомненно, нуждающихся в помощи более разумных братьев с их прародины.

— Я тоже как бы дал обет безбрачия, посвятив себя идеям доброносцев.

— Потому я и хочу насытить тебя на Солярии силой знания, которая поможет тебе заменить на Земле меня.

— Как заменить?

— Ты уже почувствовал мое усталое сердце. Видишь, я опять глотаю целительную крупинку, ибо не хочу оставить тебя одного на пути к «черной дыре». Я должен провести через нее корабль и доставить тебя на Солярию.

— Где тебя никто не ждет?

— Ты затрагиваешь мое самое больное место. Сердце мое не было еще усталым, хотя и было раненым кончиной Сократа, когда я возвращался на Солярию длинным путем. На Солярии прошли тысячелетия. Память обо мне и других моих соратниках, оставшихся на Земле, сохранилась лишь в мифах и преданиях, как у вас об эре Сократа. Кто мог ожидать возврата никому не известного предка, который даже не оставил прямого потомства? И все же…

Тристан замолчал. Сирано не торопил, видя, чего стоит Тристану это откровение.

— Надо знать соляриев, чтобы понять, что нашлась среди них удивительная натура солярессы Ольды, которая, едва был получен на подходе к Солярии магнитный сигнал о моем возвращении, отыскала мое изображение на камне и, представь, решила, что любит меня, никогда не видев живым, и станет моей подругой.

— Женщины всегда были для меня загадкой, а солярессы тем более.

— Разгадка заключалась в том, что, оказавшись в числе встречающих меня, она сразу поразила меня своим — сходством с божествами современников Сократа. Они высекали их изображения из камня и создавали шедевры красоты. И я, еще находясь во власти земных представлений, увидел на Солярии живую богиню моих землян! Если встречавшие меня солярии интересовались мной как посланцем прошлого, к тому же знатока чужого звездного мира, который может обогатить науку Солярии, то она, Ольда, видела во мне «героя», подругой которого намеревалась стать.

— И стала?

— Конечно! Разве ты, Сирано, устоял бы?

— Не знаю, Тристан, мне бы пришлось выдержать борьбу с самим собой. Я помню, когда меня вызвал к себе во дворец кардинал Ришелье, я залюбовался древней статуей в одном из его залов. Я увлекался античными философами, преклонялся перед античностью вообще, но эта античная богиня являлась потом ко мне во сне живой и зовущей.

— Тогда ты поймешь меня! Мы прожили с Ольдой десять солярийских лет, познав безоблачное счастье, хотя и находились среди облаков…

Сирано понял значение этих слов лишь много позднее, а сейчас слушал, не перебивая.

— К концу моего пребывания на Солярии у нас родилась дочь Эльда. Мы любовно пестовали ее всего лишь один наш год (два земных), чтобы передать потом на воспитание «ваятелям сердец», лучшим умам планеты, которые подготавливали юных соляриев к восприятию знаний, дабы знания эти никогда не могли бы быть использованы во зло.

— И ты расстался со своей богиней? — осторожно спросил Сирано.