Искатель, 1984 № 03 - [3]

— Пора! — крикнул Ярцев.

Почти одновременно взревели моторы. Катера будто присели, затем дернулись и, выходя на редан, устремились вперед. За кормой вспенились поднятые винтами высокие буруны. Узкая щель прохода помчалась навстречу.

Вплотную к буксирчику, окатив его волной, пронесся катер Ярцева. По надстройке и рубке суденышка стеганули очереди пуль. Со звоном посыпались стекла. Кто-то истошно и дико завопил. Мгновение спустя с «восьмерки» полетели гранаты — ухнуло несколько взрывов. Замурзанная и закоптелая труба свалилась за борт, клубы черного дыма и надсадно шипевшего пара окутали буксир.

Корабли ворвались в гавань.

С сухим хлопком лязгнули выбрасыватели.

Кузнецов еле увернулся от выскользнувших торпед своего напарника. Он бросил штурвал вправо, на миг исчез в тени под пирсом, лег на боевой курс и дал залп. Катер, освободившись от смертоносного груза, словно выпрыгнул из воды и понесся к центру бухты. Обгоняя его, устремились к цели длинные сигары торпед…

На берегу вскинулись багровые сполохи. Грохнуло. Торпеды Ярцева поразили транспорт. Казалось, встряхнуло всю гавань. Раздался еще один взрыв. Залп с «восьмерки» угодил в танкер.

Порт осветился заревом. Языки пламени, причудливо извиваясь, заплясали над разливающейся нефтью. У причалов загрохотало. Высоко взлетели обломки, прочертили небо огненные кометы. По воде забегали лучи прожекторов. Оправившиеся от неожиданности береговые посты и корабли охраны открыли огонь. Вокруг катеров сотнями фонтанов встали разрывы, закипела вода, словно из брандспойтов захлестали очереди.

На бетонном волноломе, прикрывающем порт с моря, вокруг двух тумбовых скорострельных орудий суетилась прислуга. Вспышки выстрелов следовали одна за другой.

«Дурачье. Так в панике недолго и в своих вмазать, в rex, кто ошвартован у пирса», — со злорадством подумал младший лейтенант.

И действительно, словно подтверждая его мысли, несколько снарядов срикошетировали о воду. Со шмелиным жужжанием, веером, они взмыли вверх и ударили по надстройкам гитлеровского сторожевика.

Кузнецов огляделся. Его «восьмерка» заканчивала циркуляцию. Сзади, за рубкой, боцман бил из ДШК по мечущимся на молу фашистам.

«Ну что ж, можно и уходить», — подумал младший лейтенант и уже намеревался повернуть к воротам, когда услышал тревожный возглас:

— Товарищ командир, смотрите, «семерка»!

Там, где находился корабль Ярцева, росло, брызжущее оранжевыми искрами, пятно — катер пылал.

Младший лейтенант переложил руль и бросился на помощь товарищам.

«Семерка» носом быстро уходила в маслянистую воду.

Кузнецов подошел к корме гибнущего корабля. Застопорил ход. Закричал, задыхаясь от дыма и жара:

— Ярцев! Ярцев! Есть кто живой?!

С консолей на борт «восьмерки» метнулись две фигуры и юркнули в торпедные желоба.

— Обрывайся, Кузнечик! Я и боцман здесь, остальные погибли, — донеслось сквозь шум боя. — Отходи! А то и тебя накроют!

Катер зигзагами, меж секущих воду трасс пошел к выходу.

Но что это? Младший лейтенант похолодел. Застучало сердце, противно задрожали руки.

Место буксирчика у бонов занимал тот самый обшарпанный сухогруз, который в три часа выводил из порта баржу. Сейчас он, вероятно, получив приказ по радио или. действуя по собственной инициативе, бросил баржу и заканчивал свою новую работу — черная лента поплавков уже наглухо закрывала путь к морю. Дорога назад была отрезана. Ловушка захлопнулась…

А на берегу, словно разверзся ад, бушевало пламя. Языки его пунцовыми, извивающимися щупальцами спрутов отрывались от пылающей земли и взмывали вверх. Все тонуло в треске и громе рвущихся на транспортах и причалах снарядов, В ярких вспышках высвечивался белыми зданиями спускающийся к газани по косогору город.

В верхнюю часть рубки катера ударили осколки, С головы младшего лейтенанта сорвало шлем с очками. Секануло по лбу и щекам. Ослепило. Болью свело мышцы лица.

«Восьмерка» описала дугу и опять скрылась в затененной части бухты.

Внезапно огонь с берега и мола прекратился. Видно, гитлеровцы решили: катеру все равно деваться некуда — и намеревались захватить его и команду живыми.

«Рано обрадовались, — подумал младший лейтенант. — Еще не все потеряно. Пройду к «угольному» причалу, он у самого выхода из порта. Паче чаяния, корабль взорвем, а сами выскочим на берег и попытаемся, отстреливаясь, прорваться. В городе есть где укрыться». Но вокруг были немцы.

Кузнецов знал тут каждый камень, каждый переулок, выступ причала. Порт был его домом. Всю свою короткую жизнь, а ему недавно исполнилось двадцать, он провел здесь. Мальчишкой, с вечно облупленным от жаркого солнца носом, с исцарапанными коленками и сбитыми о булыжники пальцами ног, он приносил сюда обед отцу — портовому грузчику. Вон на тех камнях-пирамидах долгие часы просиживал с удочкой, чтобы к закату солнца возвратиться со связкой пучеглазых бычков или десятком—другим скумбрий. С какой завистью смотрел он вслед судам, уплывающим в неведомые, дальние, таинственные, «заграничные» и манящие страны! Разве мог он тогда представить, что спустя какие-то десять лет настоящий боевой корабль, ведомый им, будет как затравленный метаться среди этих, до щемящей боли в сердце родных, каменных нагромождений? Но теперь этот порт с теплым ракушечником, запахами смолы, копченой рыбы и краски стал западней, и вырваться из нее невозможно.