Искатель, 1983 № 02 - [19]

— Слишком печальная, загадка, пан Преображенский. Одни подлецы продают сородичей. Другие продают просторы морей дли атомных церберов. Третьи — горы для ракетных баз. Откуда у них такая прыть, такой размах в купле-продаже?

— Размах и прыть от отсутствия воображения, — сказал я. — От слепоты душевной. От ненасытимой жадности. Не видят, что ради наживы, сиюминутной выгоды губят красоту. Красоту людей. Живой природы. Да и неживой тоже достается… Скажи такому: ладно, для твоей разожравшейся прелестницы сию же минуту получишь шубу из гепарда, но учти, взамен на Земле гепарды исчезнут. Все. Навсегда. И что же? Глазом не моргнув, вцепится в шубу.

— Я думал об этом не раз, — вздохнул Зденек. — Как-то спросил хозяина нашей скромной гостиницы: «Синьор Рубини, вот вы так красочно рассказываете о своей мечте: роскошной вилле с подземным гаражом и бассейном. Представьте себе, вы можете хоть сегодня получить от нее ключи. Только в солнечной системе не станет, извините, Луны. Согласны на такое?» — «Черт с нею, с Луною, — бойко лопочет синьор Рубини. — Я над виллой фонарь на пинию повешу в форме полумесяца…»

Зденек начал спускаться, пригласив меня отобедать в красной палатке минут через десять.

…Как распутать фантасмагорию вчерашнего вечера и сегодняшнего дня? Как развязать узлы на бесконечной веревке, протянутой над Сигоной неизвестно кем в неизвестно каких целях? Надо поделиться с Учителем некоторыми соображениями, прежде всего о ракетной базе. Но пока еще все слишком неопределенно. Да и база как база. Мало ли их понатыкано по всему глобусу…

Мне снился городок у моря в долине между Чивитой и лишенной голоса Поющей горою. На пяти холмах Сигоны в неестественно тусклом свете луны чернели развалины античных строений с величавым храмом Юпитера. Других развалин я не видел. Но зато из круглого огромного окна — будто сквозь диковинный прибор ночного всевидения, позволяющий взору проникать сквозь стены, я увидел вдруг всех жителей Сигоны. Они словно покоились в глубинах мерцающих вод.

Внезапно — опять-таки во сне — над Сигоной обнаружилось нечто парящее в воздухе. Оно смахивало на великаныо шляпу. Из шляпы, как из машины для выдувания мыльных пузырей (такую машину я видел в английском фильме «Повелитель облаков»), стали вылупляться полутораметровые воздушные шары, оседая наземь. Там, где они оседали, видение спящих людей гасло. Шары роились в потоках ночного ветра, как пузырьки в стакане газировки. На городишко сползла темнота, еле одолеваемая тонким месяцем. Шляпа исчезла. И сразу вокруг Сигоны, точно сказочный змий, поползла н замкнулась стена колючей проволоки. В миг, когда голова и хвост змия сомкнулись, от храма Юпитера к вершине Поющей горы вознеслась молния. Она опять высветила в небе лицо Снежнолицей…

Я очнулся. Немолчно свиристели цикады. Дозорная башня поскрипывала и покачивалась, как будто я спал в дупле старого дуба. К берегу шествовали рафинадно-белые шеренги волн. В мертвой Сигоне — ни огня, только смутные шевелящиеся лунные тени.

Со стороны моря донесся ровный гул, словно пылесос включился. Гул постепенно нарастал. Пепельное облачко заслонило серп луны, и, когда опять просветлело, я увидел это. Оно висело над кипарисами, окаймлявшими причал в Сигоне. До той поры я не очень-то верил вдохновенным повествованиям о неопознанных летающих объектах, а тут и сам стал свидетелем явления необъяснимого.

Она, казалось, выпорхнула из моего сна, эта великанья шляпа, только вместо вылупляющихся шаров она выпустила тончайший фиолетовый луч. Он пробежал по причалу, уперся в чернеющее строение, скорее всего будку, куда обычно на зиму складывают пляжные зонты, лежаки и прочую дребедень, и вскоре угас. Я вцепился в каменные перила башни и не дышал. Как только луч угас, шляпа двинулась восвояси — в сторону моря, правее луны, на юг.

Я уже потерял шляпу из виду, когда будка загорелась. Языки огня выхватывали из темноты железные переплетения пляжных навесов и белые стрелы волноломов.

Что это все значит? В моем сне смешались и рассказ Иллуминато Кеведо, и эвакуация Сигоны, и лицо Снежнолицей из вчерашнего ночного виденья с балкона над заливом в Палермо. Предположим. Но при чем здесь сон, если я воочию вижу горящую будку, подожженную вовсе не молнией, черт побери! Стало быть, газетные сообщения не бред? Эти огненные языки, эти снопы искр, роящиеся и тающие в небе, — это что, галлюцинация, продолженье сна?

Я спустился с башни. На моих часах было половина второго. Зденек ничего не понял и нехотя стал одеваться. Когда я попросил его не зажигать фонарик и разговаривать шепотом, чтобы не переполошить экспедицию, он начал чертыхаться. Наконец нашарил очки и пошел за мною к пролому в западной стене.

— Скорее, пан Плугарж, — подгонял я его. — Не то все сгорит и ничего не увидите.

Будка на причале догорала.

— В честь кого такой фейерверк? — спросил Зденек и зевнул.

— По случаю моего приезда. Вы способны наконец прийти в себя? — разозлился я.

— О, ночью вы еще учтивей, чем днем, пан Преображенский, — отвечал он.

Пришлось извиниться. Потом я сказал:

— Зденек, я только что своими глазами видел «летающую тарелку». Надеюсь, вы мне верите?